Собирая по крупицам ад. Макс Риу
света было недостаточно, но я хотел дочитать высказывание до конца. – «Потому что… он хранится и ограняется…».
– «… В памяти любящих тебя душ», – завершил фразу чей-то шепот рядом.
Меня, будто молнией, ударил дикий ужас. Книга, вместе с ножом выпали из рук. Я, отпрыгнув назад к окну и не задумываясь о последствиях, онемевшими руками попытался сорвать с окна громоздкую штору. Карниз не выдержал и сорвался с одного из креплений, повиснув наперекосяк. В комнату хлынуло солнечное цунами, залив белым и без того светлую кровать. Там, меж двух подушек, одеяло скрывало небольшое, детское по размеру, тело. Снаружи была только голова. Но она была взрослой, мужской. Светлые недлинные волосы, впалые широкие глаза, гладко выбритые щеки. Кое-где виднелись не до конца зажитые раны и шрамы. Я опомнился, схватил с пола нож и занес руку вверх. Глаза, которые все это время смотрели на меня, мгновенно закрылись.
– Кто ты? – нервно прокричал я.
– Просто сделай это, – прошептала голова.
Я замахнулся еще сильнее, но замер в таком положении. Только сейчас я заметил бледные желтовато-красные пятна на одеяле вокруг тела. Две большие подушки умело скрыли его от моего взора в полумраке, так как тело совсем не выступало за них, а голова лежала на третьей, еле заметной. Так обычно укладывают младенцев, чтобы они не свалились с кровати.
– Кто ты? – повторил я вопрос, – Стефан?
– Да, – ответил он тихо, – пожалуйста, сделай это.
Ему с трудом давались слова, голос скрипел, будто у него сильно пересохло в горле. Губы еле двигались, а на высоком лбу проступала испарина. Не опуская нож, я медленно стянул одеяло вниз. То, что я увидел, перекрыло все ужасы, наблюдаемые мной с начала войны. У него не было обоих рук, даже части плеча. Из ног осталась лишь одна, выше колена. Он был весь перемотан в окровавленные бинты, а под ним была мокрая желто-бурая простынь. Мне стало плохо, голова закружилась и меня мгновенно вырвало на пол. Две минуты я не мог остановиться, все содержимое моего желудка, вместе с желчью вышло наружу.
– Боже мой, – наконец сказал я, вытирая рот, – о, Боже!
Я пытался успокоить рвотные позывы. В этот момент к двери подошла старуха и с улыбкой сказала:
– Мальчики, ну что же вы снова заигрались, идите скорее кушать. Нам нужно еще сегодня успеть покупаться.
– Хорошо, сейчас придем, – сказал я и мгновенно зарыдал.
Она развернулась и молча ушла. Я посмотрел на Стефана, который не отрывал от меня глаз. В них была лишь боль и просьба избавления от нее.
– Извини, я не могу, – через слезы, заикаясь, проговорил я.
– Я прошу тебя, пожалуйста…
Вдруг во входную дверь квартиры сильно постучали. Я обернулся, но уже ни капли не испугался, у меня не было больше сил бояться.
– Никого нет дома, – прокричала старушка, – убирайтесь отсюда!
С обратной стороны двери притихли, но вскоре в замочную