Изгнание. Елена Бауэр
чем почувствовал реальный укол. – Или Вы не желаете моего ребенка?
– Как Вы можете так говорить! Это самое большое счастье! Что бы ни случилось, со мной теперь навсегда останется Ваша частичка, наше чадо! Но я понимаю, что для Вас все сложнее…
– Я не хотел бы, чтобы Вы обманывались и грезили о несбыточном. Наш брак невозможен. Прошу Вас помнить об этом и не просить того, что я не в силах дать. Все остальное у Вас и у моего ребенка будет, включая мою любовь и заботу! В этом Вы можете не сомневаться! – лицо Павла просветлело. – И, уверяю Вас, я тоже рад сему пусть и неожиданному повороту судьбы!
XII
С каждым днем осознание будущего отцовства приносило все больше радости в настрадавшуюся душу Павла. Но как только он стал забывать об огорчениях и заботах, они напомнили о себе.
Вдовствующая императрица пригласила его к себе на чай. Однако дружеская беседа вылилась в самый настоящий выговор – крепкий, без сахара и сливок.
– У меня был граф Пален и жаловался на вашу с Владимиром резкость по отношению к нему! С каких пор вы стали упрекать людей за поручения, данные Государем? – сухо отчитывала младшего брата покойного мужа Мария Федоровна.
– Лучше бы граф следил за своими манерами и имел уважение к членам царской семьи!
– Был бы жив Саша, он бы вам напомнил, что быть частью императорской фамилии – это прежде всего ответственность! А вы, вместо поддержки расследования, вмешиваетесь и заваливаете Государя неловкими, неразумными советами! Так что Самодержец теперь выглядит не в лучшем свете! – вспыхнула Минни, недовольная тем, что Пиц не только не осознает ошибку, но еще и огрызается.
– А как, позволь узнать, выглядел бы Сергей, случись это расследование?
– Он сам виноват! Прояви он большую чуткость, никто бы не посмел его упрекнуть.
– Ты прекрасно знаешь, что Сергей не совершил ничего дурного. И все, что он делал, он делал ради Ники!
– В таком случае ему не стоит так нервничать. Пусть следствие во всем разберется!
Павел вышел от вдовствующей императрицы взвинченный и направился прямиком к Николаю II.
– Ники, я в полном недоумении! Я надеялся, что тема с расследованиями Ходынской катастрофы была закрыта еще в Москве. Но твоя матушка, похоже, эту идею до сих пор не оставила. Еще и отчитала меня за Палена, как мальчишку какого-то. Хотя это он с нами был крайне непочтителен! Как он, вообще, смеет так себя вести?
– Не волнуйся, дядя Пиц! Обещаю, я поговорю с ней. Я уже просил ее не слушать наговоров, но в этом случае слишком уж много претензий… Может быть, позволить им сделать это расследование? Они замолчат хоть ненадолго…
Павел только развел руками.
Вернувшись домой, он излил все возмущение в письме к брату. Тот, хоть и не удивился, но расстроился. Все же брезжила призрачная надежда, что история замнется, что, наконец, оставят его в покое. Он с болью ответил Павлу, что знал, Минни не простит ему те три счастливые недели, которые Ники провел у него в Ильинском после коронации.