Ожерелье для Эдит. Ирина Амраху
Сёдергран – финская шведка. Ого, это ещё как? Есть финны, есть шведы, а тут – финская шведка. Потом обязательно выясню. Она родилась в 1892 году в Петербурге. В Петербурге! И я родилась и живу в Петербурге. Так значит, она моя землячка? Финка или шведка или всё вместе, писала необычные стихи и, ко всем своим прочим загадкам, она ещё и жила в России, в моём городе? Меня даже в жар бросило, что-то во мне раздвоилось, и одна из этих двух частей усиленно тянула меня в далёкое прошлое.
Эта неизвестная и непонятная Эдит ходила по Невскому проспекту в школу, по Невскому, который исхожен мною вдоль и поперёк! То есть, был исхожен.
В школе нам постоянно твердили, что Невский весь испещрён следами великих людей: Пушкин, Гоголь… Но нас это особенно не цепляло. Нет, может, кого-то и цепляло, но только не меня. Но тот факт, что больше ста лет назад здесь проходила девушка, которая чувствовала то же, что и я, сразу вздёрнул меня. Интересно, чем же она была больна? Сейчас найду… Нашла. Туберкулёз. Печально, но она хотя бы могла ходить. Я снова поднесла книгу к лицу. Читала и читала, и не могла оторваться. Как мы похожи. И какие разные. Она такая сильная. Болезнь – это единственное, с чем у неё не получилось справиться. А так Эдит перенесла предательство, измену, одиночество и нищету. Всё, как у меня, только от нищеты я избавлена. И ещё смерть мамы. С этим я не справлюсь никогда.
Эдит умерла, когда ей не было ещё и тридцати. А я вряд ли дотяну до тридцатки. А если дотяну, то, что я буду делать ещё целых пятнадцать лет? И страх от бессмысленности моей жизни, и боязнь смерти так близко подошли ко мне, что, пережив совершенно жуткие минуты, я захлопнула книжку и засунула её под одеяло. Когда меня немного отпустило, я снова вспомнила про кота, поискала его глазами, но комната была уже пуста. Смылся тем же путём, что и притопал, понятно. Интересно, а ещё раз он придёт ко мне? Я бы хотела, чтобы он пришёл. Больше некому.
Совсем забыла! У меня есть сиделка. Её зовут Ольга Петровна. Слышу, как она подходит к моей комнате. Ольга Петровна моет меня, стирает, готовит еду и всё такое. С недавних пор я стала нормально к ней относиться, хотя и успела нервы ей попортить. Но когда заметила, что ей совсем не до меня, успокоилась на её счёт. Она никогда ни о чём меня не спрашивает, не утешает и не достаёт, и вообще обычно молчит. Но сегодня, конечно, она была немного удивлена. Зашла, осмотрела разбросанные по постели вещи и безо всякого раздражения спросила:
– Это ты, что ли, начудила?
Как будто это реально! Но то, что Ольга Петровна допустила такую возможность, слегка подняло мне настроение.
– Нет, – весело ответила я, – это ко мне кот через окно приходил.
Она подошла к окошку и недоверчиво оглядела мой клён, потом кивнула:
– С дерева сиганул?
– Да.
Обычно она не задаёт ни единого вопроса, пока несёт меня в ванную, но сегодня особенный день, она замечает во мне перемену и вскользь замечает:
– Никак расчесалась? Давно пора.
При этом она даже не ждёт ответа. Всегда и везде она погружена в себя, и я даже предположить не могу, о чём она так напряжённо думает. Какие у неё могут