Дом пламенных клятв. Оливия Вильденштейн
сработало. Я оборачиваюсь на свою шаббинскую землячку, однако ее взгляд прикован к Юстусу, который смотрит на нее в ответ. Они не обмениваются ни словом, тем не менее кажется, будто между ними идет разговор.
Должно быть, она чувствует на себе тяжесть моего взгляда, потому что бормочет:
– Не волнуйся. Я покажу ему ненастоящие печати.
Я кошусь на Юстуса: вроде бы он прекрасно разбирается в символах.
– Боишься, что я научу его настоящим? – Губы Юстуса расплывается в ухмылке.
Я округляю глаза.
Пялюсь на него.
На Мериам.
О. Мои. Боги!
Юстус понимает шаббинский!
А Мериам… она даже глазом не моргнула!
– Идем. Твоей бабушке нужно отдохнуть.
Голова Мериам клонится к плечу, и Юстус шагает вперед, держась так прямо, что волосы, собранные в длинный хвост, едва колышутся при движении.
– Я не дам этому фейри ни капли своей крови! – шиплю я, когда веки Мериам смыкаются в изнеможении.
Юстус замирает на мгновение, разворачивается и подходит ко мне вплотную; мне приходится задрать голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Он, может, и ниже Лора или Данте, тем не менее Юстус Росси – мужчина внушительного роста.
Приглушенным голосом он говорит:
– Если откажешься, то подпишешь смертный приговор Энтони. Этого ты хочешь?
Сердце барабанит о ребра.
– Разумеется, нет!
Он немного повышает голос:
– Тогда придется побыть чернильницей Данте.
– В какую игру вы играете, дженерале?
– В ту, в которой моя внучка останется королевой Люче.
– Я не ваша…
– Ты не слышала, что мы с Мериам связали себя узами брака, Гокколина?
Прозвище, данное мне нонной, из его уст звучит отвратительно.
– Не смейте меня так называть! И если считаете, что будете править Люче через меня, то вас ждет сюрприз. – Когда он улыбается, я добавляю: – Я имела в виду ворона. Вас ждет ворон. Впрочем, даже два. Мой отец с удовольствием поможет Лору вас четвертовать.
Улыбка Юстуса становится шире, в уголках хитрых глаз появляются морщинки. Неужели он полагает, что его узы с Мериам остановят мою пару и отца от того, чтобы разорвать его уродливое сердце?
Мое собственное сердце сжимается, когда до меня доходит причина его ликования. У него есть доступ к шаббинской крови, и он знает не только как рисовать печати, но и как лишить жизни перевертышей.
– Шепчи, когда говорить на родной язык, – бормочет он – на шаббинском, судя по сильному акценту.
Я хлопаю глазами. Я говорю на… на…
Я встряхиваюсь. Не время восхищаться новообретенным навыком… хотя, вот это да! Настоящее чудо.
Я бормочу себе под нос:
– Откуда вы-то знаете шаббинский? Неужели великая и ненавистная Ксема Росси на самом деле наполовину колдунья и вам тоже знания перешли по наследству?
– По крови. Родной язык живет в крови. Что касается меня, мы с Мериам провели вместе годы. Когда-нибудь