На вдохе. Марина Бонд
его расслабленной позе ничего не поменялось, но она заметила, как грозно сдвинулись брови и забугрились желваки:
– Ты прирезала ублюдка?
Слабая улыбка коснулась ее губ:
– Бог ему судья. Моя очередь. Чем объяснил «воскрешение из мертвых» ваш новоявленный отец?
Артем вздохнул так тяжело, будто она озадачила его спасением мира.
– Старику восьмой десяток. Он больше не может управлять махиной на тысячи рабочих мест. Ему нужен преемник. Если верить ему, этот завод основали его предки. Исторически завелось, что управление переходит от отца к сыну. В законном браке у него три дочери. Я единственный сын, самый первый, внебрачный, и до этого момента нахрен никому не нужный. Ты хоть представляешь, как это унизительно быть незаконнорожденным? Ублюдком? Тем, кого за ненадобностью вышвырнули, как какой-то мусор.
– Почему вы не хотите воспользоваться его предложением?
Рот Артема расщепил зверский оскал, и от этого зрелища у нее внутри все похолодело. В его глазах затлело что-то дьявольски жуткое, пробирающее до костей.
– С чего ты взяла? Очень хочу. Жажду. Сплю и вижу, когда стану полноправным владельцем завода, чтобы пустить его по ветру. Разорить. Загнать в долги и обанкротить. Чтобы дело всей его жизни развалилось. Чтобы опозорить родовую фамилию, которой он так гордится. Чтобы стереть с лица земли и сам завод, и человека, который им владел.
Оксана слушала его, не веря своим ушам. Доктор стушевалась. Теперь на первый план выступила женщина, испугавшаяся масштаба трагедии, если его угроза осуществится. Глаза цвета лесного озера воззрились с мольбой:
– Вы не можете этого сделать. Представьте, сколько людей потеряют работу. Тысячи невиновных останутся без средств к существованию из-за вашей мстительности. Это слишком бесчеловечно!
Артем взорвался. Подался вперед, и Оксану чуть не сшибло волной ненависти, исходящей от него.
– А человечно было оставлять гнить в бедности женщину, которая родила единственного наследника завода с миллиардным оборотом?! – в бешенстве заорал он. – Его дочери получили престижное образование в лучших вузах Европы, а я еле выучился на слесаря, потому что тупо нечем было платить за учебу! Его жена носила меха и отдыхала на курортах в то время, как мать его единственного сына получила инвалидность, надорвав спину! Его принцессы палец о палец за всю жизнь не ударили – купались в роскоши и достатке, жили в огромном доме с прислугой, тогда как я сдирал лопнувшие мозоли с ладоней, вкалывая по две смены! Знаешь, где я работал?! На этом же сраном заводе! Так он меня и нашел…
Вся ярость вышла из него, как воздух из шарика. Он устало махнул рукой и сник.
– Больно, док. Я ненавижу его, но все равно больно. Лучше бы он никогда не искал меня. Он искалечил мою жизнь в самом начале, и теперь продолжает доламывать ее.
Оксана пыталась взять себя в руки и не поддаться драматичному накалу. Задышала медленно и глубоко. Ее одолевала буря противоречивых эмоций, которым она, как врач, уступать не имела права.