На вдохе. Марина Бонд
деньги, которыми вы не располагали. Вас угощали или вы добывали их незаконным путем?
– Как будто их можно достать законным, – усмехнулся он. – Нет, просто однажды на пороге квартиры объявился демон, который назвался моим отцом…
Оксана внутренне подобралась, наконец-то подбираясь к истинной проблеме.
– Расскажите о вашей первой встрече. Как это произошло? Что вы тогда почувствовали?
Артем чуть наклонил голову, и из тени от капюшона толстовки по-волчьи зыркнули глаза. Доктор представила, что, должно быть, таким же взглядом он удосужил новоявленного родственника, и мысленно содрогнулась. Какое-то время он молчал, а потом начал свой рассказ с натугой, как бы через силу.
– Я спал после ночной смены. Меня разбудил звонок в дверь. Мать готовила обед, закрылась на кухне и не слышала. Да и вообще туга на ухо стала. А звук этот как птичий щебет, только не заливистый, типа канарейки, а низкий, растянутый, полудохлый, будто батарейки садятся. Может, там и впрямь что-то вышло из строя и нужно подремонтировать, да у меня руки не доходили. Короче, звук противный до тошноты. И вот это унылое хрипение вгрызалось в уши как сверло, пока я спал. Я, злой как черт, не выспавшийся, пошел открывать дверь в чем был – тапочках да трусах. Готов был в клочья порвать, обматерить и за шкирку спустить с лестницы любого, кто бы там ни был. Распахнул дверь, а там он стоит. Я будто в зеркало уставился, которое старит лет на тридцать. Все матюки в горле застряли. Смотрю на него во все глаза, а он на меня таращится. Весь такой холеный, лощеный, одет с иголочки. Потом говорит:
– Ну, здравствуй, сын.
Я стою, глазами хлопаю. Ни пошевелиться, ни вдохнуть не могу. Будто выключили меня. Так и стояли на пороге: он с одной стороны, я с другой, и пожирали друг друга глазами. За спиной шорох, возня – мать из кухни вышла. Подошла ближе, мол, кто там? Без очков плохо видит, щурится. Она и узнала-то его не сразу. А как признала, вскрикнула и осела – обморок случился. Это и вывело нас из ступора. Я под мышки подхватил, этот за ноги взял, и понесли в комнату на кровать. Я послушал пульс, потрогал лоб – этот рядом стоит. Потянулся окно открыть – этот здесь же. Пошел на кухню полотенце смочить, чтоб матери ко лбу приложить – этот за мной. Шаг ровный, твердый, а самого так и корежит изнутри, так и ломает. Еще это сраное обращение – сын – вообще никак не вписывалось ни в эту жизнь, ни в эти стены. Пока дошел, про полотенце и не вспомнил. Сразу к окну, форточку открыл и закурил, а самого трясет, руки не слушаются. Как вспомню…
Артем покачал головой, будто заново переживая тот момент. Потом сверкнул глазами на Оксану:
– Ты хоть представляешь, каково это: смотреть на незнакомого человека и видеть себя в старости? Те же черты лица, те же глаза. Я тогда здорово струхнул. Помню, вот так стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на него, щурясь от дыма. Он будто из другой вселенной телепортировался на нашу замызганную, со старыми, пожелтевшими от времени обоями, кухню, которая ужасно диссонировала с его дорогим, безупречным костюмом.