Двадцать лет одного лета. Дело № 48. Тим Марэ
мне на секунду показалось, что мы с Вами знакомы очень давно. Я просто пыталась вспомнить, где я могла Вас раньше видеть.
– Мы раньше не встречались, – не много грубо оборвал он полёт её девичей фантазии. – Дальше, что было?
– Леша вернулся на кухню.
– Кто там был ещё?
– Не знаю, кроме него я больше никого не видела. Но голосов было несколько: мужские и один пьяный голос Голощенковой.
– Хорошо, продолжай.
Карецкий достал из ящика стола бланк протокола допроса подозреваемого и стал заполнять анкетные данные, параллельно продолжая слушать Полину, дабы ничего не упустить. Он давно для себя открыл этот приём запоминания: слушая допрашиваемого, ему необходимо было чем-то параллельно заниматься, чтобы чётко и близко к тексту формулировать корректную фразу для протокола.
– Леша вернулся обратно в кухню, а я зашла в комнату. На диване в беспорядке лежали различные детские вещи. У меня у самой детей пока ещё нет, но есть у моих подруг. Я решила взять эти вещи и раздать им, мне то они не нужны. Тут же валялся какой-то пакет, в который я начала их складывать.
– Ты помнишь, что там лежало? Можешь перечислить?
– Нет, конечно, не помню. Я клала в пакет всё подряд. Там были какие-то чепчики, ползунки, кофточки, ничего крупного и запоминающегося не было.
– Так, дальше. – Он записывал всё, что говорила Белинская в протокол допроса подозреваемой.
– Сложив все детские вещи в пакет, я огляделась в поисках того, что бы можно было взять ещё.
– А Лёша разве не указал конкретно, что можно, а что нельзя брать? – задал уточняющий вопрос Карецкий.
– Нет, – ответила Полина. – Он сказал, чтобы я шла в комнату и брала всё, что нужно. Поэтому, сложив детские вещи в пакет, я выдвинула один из ящиков из мебельной стенки, в котором лежало женское бельё. Оно всё было ношенное и я уже хотела его закрыть, как вдруг увидела в пакете абсолютно новый комплект белого кружевного белья. Я его достала, расправила и поняла, что размер довольно большой, мне он точно не подойдёт, поэтому решила взять его для мамы.
Она перестала рассказывать и взяла кружку с чаем. Карецкий дописал фразу и вновь посмотрел на неё. Она молча пила чай и смотрела неподвижными глазами на стену прямо перед собой.
– И ты считаешь нормальным приходить в чужой дом, копаться в чужом белье и брать оттуда что-то для себя?
– Я не для себя.
– Да не важно, – не дал ей договорить Карецкий. – Я к тому, что ты копалась в чужих вещах и брала чужое.
Полина замолчала и опустила голову.
– Выходит, он меня подставил, – тихо проговорила она, продолжая смотреть на стену не моргая, из-за чего у Карецкого сложилось ощущение, что вопрос адресован скорее стене, нежели ему.
– Оба хороши. Ладно, что было дальше?
– Это был не вопрос, – она вышла из задумчивого состояния и продолжила:
– А дальше ничего особенного. Я уже собралась уходить и стояла в прихожей, а Леша продолжал сидеть на кухне.