Двадцать лет одного лета. Дело № 48. Тим Марэ
не хотелось. Он проникся всей душой к этой маленькой беззащитной девочке, и понимал, что этот её Лёша ловко манипулирует её нынешнем положением, хотя до конца ещё не понимал как.
– Справки нет. Вернее, она была где-то, но боюсь, что он её выкинул. Он специально это делает.
– Он не хочет ребёнка?
– Ему не до детей. Проблема в другом: я этого очень хочу, но мне нельзя.
– Это почему же? – его удивляла её рассудительность и правильность мышления, несмотря на свой столь юный возраст.
– У меня серьёзное заболевание, которое может передаться от матери к плоду, так, по крайней мере, мне сказал врач.
– И что это за заболевание?
Карецкий был крайне далёк от всех этих медицинских познаний и задать такой не тактичный вопрос было скорее желанием узнать что-то новое для себя, нежели сделать ей больно. Видимо она это поняла и тихо проговорила:
– Гепатит «Б».
Она не стала ждать какой-то реакции от него и продолжила:
– Я очень хочу ребёнка, а он против и при каждом удобном случае грозится рассказать об этом своей матери. Она у него работает главврачом в нашей поликлинике и найдёт способы и методы убедить меня сделать аборт. Я же хочу выносить этого ребёнка.
Услышанное не произвело на Карецкого абсолютно никакого впечатления. И не потому, что он был чёрствый или бесчувственный, нет. Он просто понятия не имел, что это за болезнь и как с нею живут люди. Он аккуратно сделал на маленьком листочке, лежащем возле подставки для ручек пометку для себя: «изучить заболевание гепатит Б», а сам, в протоколе, в графе «семейное положение» указал: не замужем, беременна. И тонким простым карандашом приписал: «нужна справка».
– Хорошо, я записал, что нужно. Продолжай.
– А дальше… Дальше он быстрым шагом ушёл в комнату, откуда я взяла детские вещи и через минуту вернулся. Он нёс в руке сумку-пакет, в котором лежало что-то прямоугольное. Я спросила у него, что это, на что он ответил, что это картина, которую мы повесим у себя в квартире, когда она будет. Затем он грубо приказал, чтобы я брала пакеты в зубы и валила отсюда. Вслед он добавил, что вернётся через час. – Она остановила свой рассказ, и спросила: – Вы можете это не записывать?
– Что именно?
– Ну то, что Лёша вынес и передал мне картину. Я хоть и молодая, но прекрасно понимаю: если я такое скажу под протокол, вы подтяните Лёшу как соучастника, а я этого не хочу. К тому же тогда у меня будет уже «группа лиц».
Карецкий был поражён её знаниями в области уголовного права.
– А куда же я теперь дену эту картину и твоего Лёшу? – по-отечески спросил Карецкий, пытаясь немного разрядить обстановку. Он взглянул на неё сочувственно и ему стало искренне жаль этого ещё совсем маленького человечка, который вляпался в такую скверную ситуацию «благодаря» своему близкому. В нём буквально начинало закипать чувство ненависти к этому Лёше, и он понял, что сейчас она будет брать всё на себя.
– Укажите в протоколе, что я взяла эту картину. Про Лёшу ничего не пишите. Пожалуйста.
Карецкий в