Комната. Виталий Михайлов
переодеваться в свою комнату.
Он все крутил в руках конверт, гадая, кто мог ему написать – обратного адреса не было.
– Как тебе платье? – спросила ||||||||||||||| десять минут спустя.
– Это платье, туфли и брошь ты надевала восемь раз за этот месяц. Первого, третьего, пятого, девятого, тринадцатого, пятнадцатого, семнадцатого и двадцатого мая. Три свидания и пять собеседований. Третьего мая брошь была другой – стрекоза вместо вишенок. А первого ты надела кулон. Серьги были разные, кроме третьего, девятого, пятнадцатого и семнадцатого. А туфель у тебя две пары, так что считай сама. И чертова прорва шорт, блузок и топиков.
– Хорошо, пусть будет зеленое платье с кедами.
– Не стоит.
– Это еще почему?
– У твоего нового кандидата в бойфренды стойкое отвращение к зеленому цвету. Ты сама мне об этом сказала неделю назад, после телефонного разговора с Рыжей. Зеленый напоминает ему о смерти матери.
– Серьезно? Тогда футболка и джинсы. Плевать! Это все?
– Пока тебя не было, звонили Толстый, Кролик и Герцог. Ты должна заплатить за разбитую тарелку и суп, который вылила на голову клиенту, что шлепнул тебя по заднице. А еще ты уволена. За расчетом можешь приходить в любое время. Кролик сказал, что его новая лотерейная схема исключает числа девять, пятнадцать, двадцать семь, восемь, тридцать три, сорок девять и пятьдесят. Будешь покупать билет, смотри, чтобы их не было, а у «Барахолки» теперь новый счет для пожертвований – 43432228990075. И Герцог от души надеется, что ты нарисуешь новый плакат. Что-нибудь на тему «Мать и дитя».
– Ты так и будешь любоваться на марки? – спросила |||||||||||||||, без сил упав на диван.
Он вскрыл конверт. В конверте лежал фантик. Он развернул его и прочел: «Предатель».
Больше в конверте не было ничего.
Среди ночи его разбудил шум. Он открыл глаза и увидел мужчину в маске мультяшного героя: с большим желтым клювом. В руке мужчина держал шприц.
Он было рыпнулся, но его схватили и повалили на пол. Сдавили так, что не шевельнуться. В рот затолкали кляп. Потом в шею вонзилось острое. Он почти сразу вырубился, а когда очнулся, понял, что лежит на кровати. Слева и справа стояли дети.
Он никогда их раньше не видел. Бледный, чахоточного вида парень, девочка с компасом вместо часов на руке, и еще одна – совсем кроха с измазанным в шоколаде ртом. У каждого на шее висел ключ.
– Очнулся наконец, – сказал Чахоточный.
– Я |||||||||||||||, – сказала Девочка-с-компасом. – А это ||||||||||||||| и |||||||||||||||, – представила она Чахоточного и малютку. – Вон там в углу, – девочка указала на деревянный ящик, – |||||||||||||||.
– Приятно познакомиться, – сказал он, попытался сесть и тотчас пожалел об этом.
Голова закружилась, в глазах потемнело, виски сдавила боль. Он лег обратно на кровать и услышал, как что-то звякнуло. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как потолок меняется с полом местами.
Он помнил, как проверял фонарик и гадал, сколько еще протянут батарейки. Он куда-то собирался, скорее всего, бродить по чердакам. А после очнулся на кровати в незнакомом месте в окружении детей – с ключами на тонких шеях.
Его шея тоже