Господин Уныние. Диана Кеплер
молчали, ожидая моего ответа. Я понимал, для чего это. Так психиатры иногда спрашивают, когда хотят проверить ориентированность во времени пациента. Но вот ведь незадача, я и сам не знал, какое сегодня число. Тяжёлые мыслительные процессы отяготили выражение моего лица. Я начал вспоминать, когда в последний раз придавал значение цифре на календаре… Ничего. Я абсолютно потерялся.
– Простите, я как-то давно не думал об этом. Мне очень жаль. Я… Я не помню, какое сегодня число.
– Интересно. Вы помните наизусть инструкцию к галоперидолу, но не помните сегодняшнее число. Так с какого момента Вы перестали отслеживать дни? Где Ваши родители? Вы ходите в школу, общаетесь со сверстниками? Вам ведь всего семнадцать, верно?
– Да, мне семнадцать. Но всё, что Вы перечислили, исчезло из моей жизни. Для меня мысль о светлом будущем кажется непостижимой. Я не могу представить себе ничего, что смогло бы хоть немного удовлетворить меня. Я как будто давным-давно умер. Без возможности воскреснуть. Другие люди находят ценность хоть в чём-то.
Я запрокинул голову, не давая слезам прокатиться волной по моим щекам.
Девушка сочувственно смотрела мне в глаза. Я же избегал зрительного контакта. Мне было страшно. Я знал, что всё, что я тут наговорил, может сыграть против меня.
– Я должна узнать, были ли у Вас самоповреждающие действия. Вы можете подвернуть рукава? Это просто формальность.
Я хрустнул пальцами и, сжав губы, закатал рукава рубашки. Глубокие алые шрамы защипали глаза всем присутствующим. Один из фельдшеров в ужасе отвернулся в другую сторону. Видимо, новенький. Я ощущал этот дикий испуг, повисший в пространстве. Как же давно никто не видел моих рук. Я уже и забыл, что, наверное, это не очень нормально. Резать себя. Рельеф конечностей исказился от огромного количества шрамов и открытых ран. Некоторые из порезов были двухдневной давности, они уже успели покрыться коричневой корочкой. А шрамы от ожогов выглядели будто оспа, сожравшая мои запястья.
Девушка поднесла указательный палец к подбородку и нахмурилась.
– Впечатляет… А это Вы чем сделали? – она указала на тёмно-коричневый струп от ожога.
– Нагрел ножницы над свечой.
– А Вы никогда не думали, что можете умереть, нанося себе именно такие увечья?
– Вы смеётесь? Я только этого и жду.
Девушка начала заполнять бумаги и шёпотом бормотать под нос мой приговор. Я расслышал в её шёпоте слова про сниженную критику, отсутствие витальности и ещё что-то. Не смог разобрать.
– Раз Вам уже исполнилось семнадцать, нужно подписать бумаги о добровольном стационарном лечении, иначе у нас есть все показания на принудительную лекарственную терапию в больнице. Второй вариант длится намного дольше, выписка только через суд. Выбирайте сами.
– Покажите, где подписать, – выдохнул я.
– Здесь и… здесь, – девушка поставила метки на полях, где должна стоять моя подпись. – Вы раньше