Все мои дороги ведут к тебе. Книга третья. Ольга Шипунова
фотокарточки и тихо говорила Катюше:
– Катюша, это твой отец. Папа.
И когда Катюша в очередной раз ткнула пальчиком в его лицо и впервые тихо прошептала, словно пробуя на вкус, слово папа, остановить слезы Саша уже не могла. Она долго прижималась лицом к ее рыжим волосам, пытаясь успокоиться, и только кивала удивленно поглядывавшей на нее дочке. И надеялась, что этот старый фотоальбом мог хотя бы отчасти исправить те ошибки, которые совершила она.
Очередной ночью, когда Катюша давно безмятежно спала, раскинув в стороны ручонки и тихо посапывая, Саша, мучимая бессонницей и навязчивыми мыслями, бросилась к своим вещам, что лежали в старом кожаном саквояже и, перерыв их вверх дном, вынула старый потертый бумажный конверт. В нем лежали сильно пожелтевшие рисунки. Края некоторых из них были изрядно потрепаны, и их пришлось безжалостно отрезать. После чего, разведя в маленькой плошке клейстер из пары ложек муки и кипятка, при свете керосинки Саша принялась вклеивать рисунки в пустые листы альбома, лист за листом, взволнованно кусая губы и улыбаясь сама себе сквозь капающие на картонные листы слезы. Сколько лет она не трогала и не вспоминала про них, гоняясь за призраками! Снова ком подкатывал к горлу, когда вглядывалась в уверенные карандашные штрихи, которыми Никита рисовал ее. Как юна и наивна она была там, на Шоуланском мысе! Как смущена и прекрасна – в чудесном платье с рукавами, напоминавшими крылья вольной птицы! Какой пленительной и желанной она казалась теперь сама себе, нарисованная обнаженной в ванне с медным ковшом! А потом пальцы сами раскрыли письмо. Уронив голову в руки, Саша долго сидела над ним. Как слепа и глупа она была! Ведь пойми она раньше, все могло пойти совсем другой дорогой! Как же беспечно она сама оттолкнула от себя счастье!
++++++
В конце июня Саша родила маленького недоношенного мальчика. Рожала тяжело с Глашиной помощью, пока перепуганная Катюшка сидела в гостиной, то и дело прислушиваясь к стонам и крикам матери за стеной, вжимаясь в глубокое кресло. Малыш родился синюшный, крошечный, не сразу, но все же слабо и жалобно запищал, когда Глаша вынула его и похлопала по маленькой мокрой попке. Когда же он жадно впился в налитый мягкий сосок крошечным ртом, Саша испытала уже знакомое безусловное счастье.
Сына назвала Иваном Павловичем Кадашевым, в честь своего деда по линии отца и больше всего радовалась тому, что спал огромный неповоротливый живот, а тело, наконец, приобрело прежние очертания. Малыш был слаб. Много срыгивал, часто плакал из-за колик. Когда плакал, становился красного цвета, глазенки его зажмуривались, а по щекам бежали крупные слезы. По ночам просыпался часто, терзая весь дом своим бесконечным плачем. Глаша причитала, что, верно, молоко было жидкое, несытное, что мальчонка не наедался. Саша только горько прижимала его к себе. Где же молоку стать жирнее, если и корову забрали, и мясо забыли,