Все мои дороги ведут к тебе. Книга третья. Ольга Шипунова
на велосипедах в сторону Арского поля, обезумев от страха и паники. Страшнее всего было видеть среди обычных людей военных с шашками и пистолетами, которые, бледные и напуганные, бежали вместе со всеми, унося ноги от неминуемой смерти. То, что бежали военные, еще сильнее подливало масла в огонь. Одна женщина билась в истерике, совершенно выбившись из сил и прижавшись к стене дома, безумными глазами глядя в небо, сотрясаясь всем телом от каждого нового залпа и взрыва. Какой-то мужчина, бледнея, бежал сломя голову и надрывно кричал:
– Спасите! Спасите! Военные, остановите это безумие!
Мостовая покрылась кучей осколков, щепы, кровью. Стекла скрипели под тонкими подошвами туфель, когда Саша стремительно пересекла Грузинскую и оказалась возле своего дома. Быстро взглянув на окна, с облегчением выдохнула: окна были на месте. Может в силу того, что дом был невысок, а может, просто повезло. На улице было слишком много людей. Их обезумевшие лица вызывали еще больший страх и опасения. Потому Саша не рискнула идти через парадную, а побежала через задний ход, стремительно распахнув старую, обитую железом дверь и взбежав по лестнице наверх.
По сравнению с тем, что творилось на улице, в доме было страшно тихо.
– Катя! – позвала Саша, чувствуя, как зуб на зуб не попадает от страха. Но дочь не отозвалась. Она металась из комнаты в комнату, в поисках детей, в отчаянии заламывая руки, испуганно озираясь на все новые и новые хлопки со стороны улицы, от чего стекла в деревянных рамах жалобно дребезжали. – Доченька, где вы? – пытаясь унять свой страх и не напугать дочь еще больше, тихо позвала Саша. Из кухни, окна которой выходили на задний двор и где не так слышны были звуки канонады, послышался тихий жалобный плач.
Саша рванулась туда, обнаружив в самом углу под крепким деревянным столом Катюшку, сидевшую на корточках и прижимавшую к себе кряхтевшего Ванечку. Она перепугано глядела на мать.
– Милая моя, девочка моя! – Саша бросилась к ней под стол, обнимая и целуя попеременно то Катюшу, то сыночка, чувствуя, как пальцы неистово дрожали от пережитого и от звуков все раздававшихся взрывов.
Они продолжались несколько часов, сотрясая город, приводя в ужас людей. Последний сильный взрыв раздался ближе к семи вечера, но и после этого залпы слышались вплоть до глубокой ночи.
Саша с детьми так и сидела на полу на кухне под столом до самой ночи, боясь выходить наружу, боясь возможных осколков, не желая пугать дочь и сына. Здесь же, навалившись на стену спиной, вынув грудь, налившуюся молоком, кормила Ванечку, наблюдая за тем, как Катюшка, прижавшись к ней, жевала с уголка булку ржаного хлеба. Саша хотела выползти и нарезать хлеб, но Катюшка перепугано вцепилась в нее руками, и Саша бросила эту затею, лишь крепче прижав к себе дочь и целуя ее в волосы.
Последние залпы стихли к пяти утра. Установившаяся тишина даже заставила Сашу очнуться от тревожного