А гоеше маме. Александр Фрост
с простреленной ногой конюх Антон Витковский.
– Дяденька, не убивайте! Дяденька, я еще маленький. Я еще жить хочу! Дядень…
Пуля пробила мальчишку насквозь. Тело дернулось и замерло. Из открытых детских глаз, в которых так и застыла мольба о пощаде, скатилась на безжизненный висок слезинка, а изо рта вытекла тонкая струйка крови.
– Не повезло тебе, малец, жидом уродиться, – посочувствовал ребенку Антон, мельком глянул на стремительно растекающееся на детской рубашке красное пятно и заскользил цепким взглядом вокруг в поисках новой жертвы.
– Ну, блядь, надо же, аж внутри хлюпает. Все сапоги насквозь мокрые, портянки хоть выжимай, – очередной раз вступив в лужу крови, выматерился Арнольд Цукурс – Илга моя увидит – точно из дому выгонит.
– Да не бзди ты, Арнольд, принесешь ей барахла жидовского да пару платьев, она тебя еще и в жопу целовать будет, – под общий хохот поддел Арнольда староста Карлис Антиньш. – А за сапоги не волнуйся, попроси вон у Йоськи – он тебе новые сошьет. Правда, Йоська? – Антинып толкнул сапогом неподвижное тело сапожника.
– А кто там под ним? Ну-ка, Карлис, глянь-ка, – увидев торчащую из-под мертвого тела руку, приказал Тимбергс.
Староста с трудом отпихнул сапогом в сторону тело убитого сапожника и внимательно вгляделся в ничком лежащего на траве залитого кровью мальчика.
Яшка очнулся от того, что кто-то скинул лежавшего на нем человека. Затаив дыхание и зажмурив глаза, он замер, боясь шелохнуться, с ужасом сознавая, что именно сейчас решится его судьба, жить ему или не жить. Сердце колотилось с такой силой, что Яшке казалось, полицаи слышат, как оно стучит.
– Ну что там, живой?
– Да какой там живой. Посмотри, сколько кровищи с него натекло, – сказал кто-то совсем рядом, и Яшка понял, что говорят о нем.
Карлис подцепил дулом винтовки Яшкину онемевшую руку и, приподняв, отпустил. Рука безвольно упала в лужу крови, забрызгав ствол винтовки. Староста поморщился и, обтерев оружие о мальчишечьи штаны, пошел дальше, не заметив, как на них расплывается мокрое пятно.
– Ну что, все? – окинул взглядом мертвую поляну Тимбергс. – Уходим, подводы на дороге ждут.
– Подожди, Альфред, мне тут со старым знакомым попрощаться надо, – Приекулис сидел на корточках возле еще живого ребе, с интересом разглядывая окрашенную в красный цвет седую бороду и пузырящуюся кровавую пену в уголках рта. – Ну что, пархатый, не помогли тебе твои молитвы?
Мойше-Бер с трудом разлепил отяжелевшие веки и уставился подслеповатыми глазами в лицо коменданта. Пошарив ослабевшей окровавленной рукой, старик нащупал голенище сапога Приекулиса и, ухватившись за его край, из последних сил попробовал приподняться.
– Ду… фарштейст… аф идиш? [66] – с трудом прошептал ребе.
– А биселе [67], – улыбнулся Приекулис, участливо склонившись над стариком.
– Их вел…