А гоеше маме. Александр Фрост
ты бабе Фире никогда об этом не рассказывай, а то она с меня шкуру живьем сдерет.
– Я никому-никому не скажу, – поклялся Яшка, спускаясь вслед за Надеждой с чердака.
– Ну вот и хорошо, теперь не надо голову ломать, чем тебя кормить. Мы ведь другую еду едим, не ту, что у вас дома готовили, но у вас всегда было все вкусно. Мне мама твоя рассказывала, как что нужно делать, да я не запомнила.
После обеда Надежда села к швейной машинке, но все валилось из рук, в голову лезли нехорошие мысли и, как ни старалась Надя отогнать их и сосредоточиться на работе, ничего не получалось. Чем меньше времени оставалось до прихода немца, тем тревожней становилось на душе.
– Почти восемь, – обреченно посмотрев на настенные часы, обняла Яшку Надежда. – Пора, он вот-вот придет. Ты помнишь, что ходить по чердаку нельзя: внизу все слышно?
– Не волнуйтесь, тетя Надя, я буду сидеть там, наверху, тихо-тихо.
– Как только он уедет завтра утром, я сразу за тобой приду, без меня не спускайся. Я там старое ведро тебе поставила. Если захочешь вдруг по нужде, писай в ведро, только старайся все делать тихо. Договорились?
Яшка кивнул и хотел уже было лезть на чердак, но Надежда остановила его.
– Погоди, я сейчас… – она метнулась к себе в комнату, порылась в шкатулке и извлекла на свет маленький староверский крестик на тонкой веревке.
– На вот, надень, и тебя от беды сбережет, и мне спокойней будет, – Надежда протянула крестик Яшке, но он протестующе замахал руками и отступил на шаг.
– Неее, бабушка сказала, что если я до креста дотронусь, то у меня руки отсохнут и отвалятся.
– Ой, и ты поверил? У меня же не отвалились, а я всю жизнь ношу. Смотри, – Надя достала свой крестик и показала Яшке. – Потом снимешь, а пока надень. Мало ли что, а так крест увидят – может, поверят, что не еврей. А кто спросит – говори, что папку своего не знаешь, жил с мамой, а она русская, и крест с рождения носишь. Понял?
– А кто спросит?
– Да никто не спросит, так, на всякий случай.
– А что сказать, если спросят, почему я здесь живу?
– Скажешь, что потерялся на станции во время бомбежки и я тебя подобрала.
Яшка кивнул, осторожно взял в руки крестик и, зажмурив глаза, надел на шею.
– Ну видишь, руки на месте, ничего не случилось. Завтра правильно креститься научу, и будешь ты у меня, как настоящий шейгец [69]. А сейчас давай, Яшенька, полезай с богом и будь умницей там. Хорошо? – Надежда обняла Яшку, поцеловала в лоб и подтолкнула к лестнице на чердак.
Ночь прошла без сна. Немец долго не ложился, читал свои книги, потом писал письма и только после одиннадцати потушил в своей комнате свет. Надежда, затаив дыхание, всю ночь с замиранием сердца прислушивалась к каждому шороху, да так и пролежала не сомкнув глаз почти до самого утра. Задремала уже с рассветом, но как только за офицером захлопнулась входная дверь, тут же вскочила с кровати и побежала в сени, к чердачной