Техническая ошибка. Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма. Александр Степаненко
на него голос со словами вроде: «Почему я должен по десять раз повторяться?!», или: «Ну сколько же раз мне нужно вам объяснять?!», или: «Что же, интересно, я сказал непонятного?!»; от появления такой возможности, наряду с некоторым раздражением, Ковыляев, без сомнения, испытывал каждый раз и приступ тщеславного блаженства; а потому, в целом, к таким сотрудникам президент Топливной компании относился снисходительно, привечал их.
Если же обескураженный исполнитель в ужасе застывал с зажатой в руке трубкой, холодел от осознания того, что ровным счетом ничего из того, что сказал ему целый, страшно подумать, президент компании, он не понял и не имел шансов понять; и полностью раздавленный собственным ничтожеством на фоне стратегического полета мысли крупного руководителя, он ничего не переспрашивал, боясь навлечь на себя вельможий гнев, а свой страх и трепет транслировал беспричинным гневом на собственных подчиненных, начинал собирать их на бесконечные совещания и уже им, также ничего не понимающим, устраивать разносы за профнепригодность и недостаточную расторопность в выполнении поставленных, но толком не разъясненных благодетелем задач; если это происходило так – то именно на такого «исполнителя» изливались все возможные и невозможные блага, грела его самая глубокая и искренняя привязанность испытывающего наставнический экстаз Анатолия Петровича. Таких подчиненных он отечески любил и охотно продвигал по службе.
Хуже всего для подчиненного Ковыляева было – не задавать ему никаких вопросов, но и не разворачивать сразу бурной, необузданной деятельности, и, таким образом, не предоставлять ему искомой возможности возвыситься над ничтожеством. Да еще и, не дай Бог, все тихо и быстро выполнить, ни разу больше не прибегнув ни к разъяснениям и консультациям Ковыляева, ни к шумным мероприятиям с привлечением большого количества людей. И доложить о выполнении. Или, хуже того, выполнить и не доложить. И не допустить даже гипотетической возможности к чему-нибудь прицепиться и потешить самолюбие. Такое бывало редко, но, случившись, повергало Анатолия Петровича в крайнее раздражение и разочарование. Таких подчиненных президент Топливной компании совсем не любил.
К несчастию своему, Щеглов, хоть и освоив уже, кажется, все эти премудрости ковыляевской индивидуальности, никак не мог заставить себя действовать в подобных случаях карьерно выгодным образом: предпочитал разбираться в заданных Анатолием Петровичем загадках без его участия, делать все без суеты и массовости. Так – ему было спокойнее и удобнее. Как правило, все недосказанное и зашифрованное казалось неразрешимой загадкой только самому Ковыляеву. По контексту же вполне можно было восстановить картину, домыслить и довыяснить, а потом представить проделанную работу так, чтобы у Анатолия Петровича сложилось впечатление о полном соответствии выполненного его изначальным желаниям. Не говоря уже о том, что в восьми случаях из десяти можно было и просто ничего не делать,