BMW Маяковский. Оганес Мартиросян
в объятиях друг друга, удивились немного – все вчетвером, напряглись, но ночи вспомнить не смогли.
– Была ночь любви? – задала себе и другим вопрос Тэффи, но никто ничего не ответил.
– Это уже не имеет значения, – закурил Маяковский и добавил: – Секс и сигарета равны. Но раз нет пениса там, растущего изо рта, то мы курим и оплодотворяем своими мыслями воздух.
– Прекрасно, – сказал Есенин и пригласил всех остальных принять вместе душ.
Душевая кабина позволила это, и вскоре четыре великих тела, поскольку великими были их умы и души, брызгались водой, соприкасались и были счастливы, как Ева с тремя Адамами. На что Тэффи ответила:
– Это все цензура, Каин и Авель – это еще два супруга Евы. А детьми они названы потому, что были парой яичек, не ставших к тому времени членом. А Адам им был.
– То есть я, – хмыкнул Маяковский.
– Конечно, – посмотрела на него Тэффи, – вот в память о тебе мы едим кулич, в память об Авеле и Каине бьем два яйца.
Она поцеловала в губы Владимира и случайно коснулась рукой причинного места Есенина.
– Ой, – отдернула руку она, – меня укусила змея.
– Конечно, – усмехнулся Блок, мыля голову, – и от этого укуса мы будем жить вечно.
Тэффи засмущалась, опустила глаза, случайно и параллельно увидела то, что любила, и выскользнула из цепких пальцев воды, вытерлась, поставила молоко, найденное в холодильнике, на стол и предложила – не вслух – выпить по кружке. Как в кинофильме «Леон». Так и сделали через 10-15 минут, сидели за столом и потягивали божественное, зачатое в корове и извлеченное акушером – дояркой.
– Зороастрийцы правы не физически, а ментально, духовно, – медленно начала рассуждать Тэффи, – Бог – он солнце, но не буквально. Потому что тогда любой отец – Бог-Отец, а его сын – Иисус. Но Солнце именно Бог по отношению к Солнечной системе, но он не Бог вне ее, потому что таких Богов там полно. Что скажете?
Маяковский и Есенин кивнули и сделали по глотку – будто из груди самой Тэффи. Блок произнес:
– Бог может расширять свой бизнес и стать монополистом в итоге. И это могло случиться. Уже.
– Мне кажется, нет, – Тэффи тоже сделала глоток. – Но социализм и капитализм – это формы существования галактик. Где-то главные звезды – капитал и лица из тв и глянца, а где-то – планеты: трактора вместо Монро на экране.
– Лицо Шварца и есть «Кировец» некий, – улыбнулся Сергей.
– Так октябрьская революция – это Юпитер стал солнцем, – посмотрел на Есенина Блок.
– Не стал, иначе бы я не покончил с собой, – опустил Есенин глаза.
– Вот-вот, – громыхнул Маяковский, – была вспышка, не более того, на Юпитере, пустившая революцию в Питере, но до пламени не дошло. До становления новой звезды во вселенной.
– Печально, – налила Тэффи всем еще молока и стала на мгновение его каплей у Есенина на губе, свершила тем самым поцелуй и вернулась назад – снова превратилась в женщину из плоти, духа, одежды и Бога.
– У сигарет есть душа, – прикурил от плиты