Год Волка. Герман Вольфлинг
проморгался и увидел огромное ночное небо. Так, наверное, себя Болконский ощущал на том злополучном поле под Аустерлицем. Лежал я себе, отдыхал, в небо пялился. И всё бы хорошо, но, ночной сумрак казался душным, а небо – полно незнакомых созвездий.
Ну, все, приплыли, суши весла. Крыша съехала.
Впрочем, я все прекрасно помнил: как строил из себя Робин Гуда, как меня били, как зачем-то спасли. И, даже, как оттащили в сторонку и уложили на скамейку возле церкви.
Всё так, но я определенно не узнавал ковшик Большой Медведицы. Мне почему-то казалось, что это созвездие какого-то тура или яка, или зубра. И стало откровенно страшно. Всего на долю секунды я испугался, что меня похитили инопланетяне или какие-нибудь монахи из «Аум-сенрикё», утащили на другую планету.
Я совсем не горел желанием стать подопытным кроликом. И всяческие позорные операции по смене пола меня не вдохновляли.
Ничего, главное, – жив остался. И не в «мойке», не на нарах, не в подвалах у беспредельщиков.
Грех сказать, но, окончательно очухавшись, я сначала ощупал лицо, руки и кое-что из жизненно-важных органов. Всё на месте. Уф, все-таки жизнь прекрасна! И дана она, чтобы полностью насладиться всеми шестью чувствами.
Я попытался подняться и заскрипел зубами. Вот оно – блаженство бытия. А как бы я еще узнал, что абсолютно живой? Вот и выходит, что боль – вселенная, данная нам в ощущениях.
Я чувствовал, что лицо моё вспухло. Похоже, скоро не увижу я ни Большой Медведицы, ни Малой. Веки становились свинцовыми. Прямо в Вия позорного превращаюсь! Нос, слава богу, уцелел: не сломан. А вот губы, похоже, раскроили основательно. Лишь бы зашивать не пришлось. Как потом целоваться? Хотя, это, конечно, не главное.
Вообще-то, я терпеть не могу врачей и больницы. Особенно после той, последней драки, когда меня порезали.
На всех этих больных насмотришься, пока три часа в очереди к терапевту простоишь, месяц потом ещё злиться будешь. Ну, его, это здравоохранение наше. Главное: руки, ноги на месте, а остальное – приложится.
Только вот на амурных похождениях в ближайшее время можно смело поставить жирный крест. Представил, как я, такой косорылый, являюсь к Надьке с букетом и приглашаю её в ресторан. Точь-в-точь, как в песне:
«Это я над тобою кружу.
Это я – фиолетово-черный»4.
Ага, прямо про меня сказано. Попытался усмехнуться. Больно, черт возьми! Теперь лишний раз теперь и не улыбнуться.
Нет, в принципе, всё замечательно. Только надо как-то добраться до дома. Не лето красное, чтобы на скамейках валяться! Стиснув зубы, я перевернулся на бок, скатился на асфальт. Приземлился удачно, – на четвереньки.
Подождал, пока проплывут синие круги перед глазами, и сделал пару неуверенных шагов. Получалось не очень. Вот конь: у него тоже четыре ноги, а передвигается он быстрее.
Эх, несправедлива мать-природа, обделила человека. Ничегошеньки ему не дала: ни рогов, ни клыков, ни копыт, ни хвоста, ни жала ядовитого.
Текст песни группы «Пикник».