Записки невольника. Николай Молчаненко
интересная беседа с новыми французами, которых привезли вместо сбежавших. Они были удивлены, что в Советском Союзе знакомы с французскими писателями. Мы стали вспоминать романы Жюля Верна, и оказалось, что я прочел больше, чем они.
А когда я назвал Мопассана "Bel-Ami", их удивлению не было границ. Они тут же выучили русское название – "Милый друг." Для них стало открытием, что французская литература так популярна у нас. Французы, как оказалось, очень эмоциональны и не сдерживают своих чувств: обнимали меня, похлопывали по плечу, проявляя свои искренние братские эмоции.
С тех пор как Сигизмунд переехал в другую комнату, он все реже общается с нами. Первое время он заходил почти каждый вечер, но постепенно его визиты стали редкими. В последнее время он общается преимущественно с Павлом.
То, что Сигизмунд равнодушен к Жоре, меня не удивляет – Жора ведь всегда считает свое мнение единственно правильным. Но меня огорчает, что даже со мной, к которому он всегда относился тепло, Сигизмунд теперь старается избегать разговоров.
21 ноября 1943 года, воскресенье
Как ни странно, сегодня нам позволили отдохнуть и не погнали разгружать вагоны. Обычно по воскресеньям, ухватившись за любой предлог, заставляли нас выгружать песок, а ещё хуже – кокс, а с каменным углём было и вовсе невыносимо тяжело.
Привезли пиво, значит, вечером Герман откроет свою «лавочку». Он уединяется там с Зиной из Кобеляк. Девчата посмеиваются, говорят, что она влюблена в него, как кошка привязана к хозяину. И в этом нет ничего удивительного – парень он интересный. Да и Зина девушка симпатичная. Но плохо другое: для него она лишь игрушка, и отношение у него к ней высокомерное. Недавно, по его просьбе, Янсон отправил бедную Зину в больницу на аборт. Янсон позволяет Герману подобные забавы – ведь он «свой человек».
Герман постоянно стремится вызвать к себе сочувствие. Да, он не работает, но это якобы из-за язвы желудка, которая, по его словам, мучает его. Часто лежит с грелкой на животе. Многие ему верят, и один парень даже неотлучно заботится о нём после работы, вместо того чтобы отдохнуть самому. Носит ему горячую воду из кухни, а Герман, усмехаясь, говорит: «Давай, Карамушек, давай, Родина тебе этого не забудет».
А сегодня, около половины одиннадцатого, Янсон позвал его. И вот этот «язвенник» выносит стол и два стула, устанавливает их у входа в столовую. Они усаживаются за стол, и Герман приказывает нам выстроиться в очередь по номерам. Первым, как всегда, идёт Коля Беспорточный. Он улыбается и шутит, но Янсон его строго прерывает, что-то отмечая в списке, и спрашивает:
– Какого ты вероисповедания, дитя моё?
Не понимая, Коля обращается к Герману.
– Герр Янсон спрашивает, веришь ли ты в Бога?
– Никс, – Янсон отмечает и переходит к следующему.
Медленно движется ряд безбожников, и на тебе: один отвечает, что верит, что он христианин. Янсон расплывается в улыбке.
– Один момент, – что-то записал и поворачивается к христианину, –