Записки невольника. Николай Молчаненко
без перерыва. После работы бауэр, с разрешения охраны, дал им по горсти картофеля, который они тут же съели, не очищая. На вечерней проверке сказали, что утром его снова ждёт допрос.
Ночью, в кромешной тьме, разговаривают шёпотом – если охрана услышит, весь барак могут продержать на холоде несколько часов, раздетыми до пояса. Многие ребята сбежали с шахт, но не признаются, чтобы их туда снова не отправили. У политических заключённых на груди красная лента. Бараки заселяют по национальному признаку.
Всех стригут, кроме немцев, хотя режим для всех одинаков. За курение бьют плёткой до потери сознания. Сначала заключённый кричит, потом орёт, затем теряет голос и, наконец, теряет сознание. Охраняют полицаи, а избивают и убивают солдаты СС. Утром, как только зажигается свет, все моментально вскакивают и застилают постели. По свистку выбегают из барака и выстраиваются. С двух сторон дверей стоят эсэсовцы с плётками, нещадно лупят выбегающих. Выскакивают голыми до пояса, независимо от погоды – ни дождь, ни снег, ни ветер, ни мороз не сокращают время проверки, которая продолжается и час, и два. Больных не существует. До начала проверки бьют тех, кто выскочил последним, плохо заправил постель или шевельнулся в строю. Плётки сплетены из кожаных полос, а у некоторых на концах есть свинцовые шарики. Часто здоровых забивают до смерти, а больные сразу погибают.
После проверки, по свистку, все бегут одеваться, затем бегут с котелками за завтраком. 100-150 граммов хлеба и черпак горячей воды – и снова бегом в барак. Замешкался или бежишь недостаточно быстро – получишь плёткой. Обед и ужин проходят в таком же темпе. Разница лишь в том, что в горячей воде можно найти кусочки гнилой брюквы или картофеля. Тех, кто остаётся в лагере на день, гоняют весь день вокруг бассейна и вдоль забора. По углам стоят с плётками и бьют пробегающих. Сегодня утром его повезли в гестапо, а после допроса вернули в лагерь.
13 октября 1943 года
Чуть не попался! Ригели с готовыми кернами ставят в старые сушильные камеры, создавая запас на смену. Освещения там нет. Обычно я прохожу в дальний угол, делая вид, что по малой нужде, но на самом деле осматриваюсь, нет ли кого. Потом сворачиваю шейки у 30-50 кернов. Так и сегодня: осмотревшись, уже потянулся к кернам, но что-то блеснуло у противоположной стены. Сделал вид, что полез в карман, будто что-то взял, и, положив в рот, начал жевать. Повторил пару раз и начал пробираться к выходу. Навстречу шагнул контрольный мастер в очках. "Вот что блеснуло". Он спросил, выслушал и прогнал меня.
14 октября 1943 года
Какое-то проклятие. Сегодня снова чуть не попался, теперь уже на гусеницах. Считаю себя достаточно осторожным и предусмотрительным. Разве можно меня сравнить с тем, каким я был ещё год назад – желторотым цыплёнком. В крайне тяжёлых условиях, когда бьют даже за незнание языка, мы быстро прошли путь от отчаяния, беспомощности, растерянности, несообразительности и нерешительности к расторопности, отчаянной смелости и решительности. Мы научились выкручиваться, хитрить, воровать,