Хайд рок. А. Назар
слизь и скользит с улиточной скоростью, в окне идёт снег, верней, остановлен: брызги краски на стёклах, за ними, домами и плотным слоистым воздухом труба маминого завода, как сигарета великана, если б он лежал там на спине и дышал в предполагаемое, хоть и не видимое сегодня солнце.
Дверь растянуто каркнула и открылась, везя на себе Кошку, руки за верх двери, ноги подобрать. Спрыгивает, её хвост махнул всем приветственно, хлопает её по спине, фирменная ухмылка, идёт к нужному проходу меж парт:
– Здрасте.
– 20 минут опозданье. Два. Читаем учебник, параграф три.
Кошка в проходе, Аня и из-под зелёной лампы следят за ней, скидывает рюкзак на пол возле аниной парты, садится, размашисто обнимает её, улыбается рядом с ухом:
– Салют, – и дальше шепчет под партой, ища в рюкзаке, – Так. Я сегодня не здесь… Если кто будет спрашивать, ты придумаешь что-нибудь, ладн?
Смотрит на неё секунду в скрепление договора, потом устраивает голову у неё на плече…
– А ты не вернёшься… поговорить? – вопрос того, кто знает ответ…
…вытягивает ноги, вес на плече тяжелеет, хвост набивается Ане за шиворот, дыханье мгновенно становится спящим, глаза открыты, в них отражаются лампы, со всеми пупырышками и рёбрами… Аня всё же двигает плечом под ней, потом ещё раз, потом встряхивает им, насколько возможно, но тоже зная итог, в Кошке от этого ничего не меняется. Если начнётся плач и слеза, допустим, капнет Кошке на глаз, это разбудит, но проснётся она всё равно не здесь, и что из того мира она услышит и поймёт, и что скажет на это своё понятое-слышаное, и что потом, когда придётся врать остальным, о чём слёзы, ведь всем интересны слёзы, даже если не интересны по правде…
…ноги в джинсах старше, чем эти ноги, стучат по паркету последнего этажа, где темно и почти не бывает уроков, Аня находит себя бегущей по коридору и замедляется, в конце коридора – окно. К нему подойти уже шагом. Из щели на границе окна поддувает, и улица попадает внутрь, с песчинками двора, они и пыль этого этажа вьются в общей холодной зоне у границы, будто готовые к зарождению микрогалактик, у Ани в ладони отыскивается маркер, она раскрывает пальцы, кроме одного, разглядывает этот предмет… Кроме, у неё с собой ничего нет, по сторонам, сверху и снизу – пыльная тень, напротив – пыльный размытый свет из окна, за ним – что-то, на чём не фокусируются, что бывает фоном, но не пейзажем… Аня влезает коленями на подоконник, в пыль, краску, сушёную муху, закусывает губу и выводит на стекле:
Меня
вчера
из, – укол током, – насиловали
Больше смотреть на слово не получается, оно повторяет действие. Аня смотрит на мир сквозь и под записью.
Мир, попавшийся ей, – задний двор школы, переходящий дальше в задние дворы жилых, травяной залив, отражающий небо тенями и бликами, сегодня тень сплошняком, дальше – дома-суда со странными парусами не сверху, а между друг другом, в виде белья на верёвках, оттуда сюда снесло красные боксёрские разгрызаемые теперь псами трусищи, почему-то