Наст и сход лавины. Soverry
невысоких конюшен, выделяющихся на фоне других построек.
Ни слуг, ни завывающего ветра, призванного спровадить незваного гостя. Чернобогу кажется это диким; не менее дикими оказываются двери, отворяющиеся перед ним сами по себе. Он спешивается, берет коня под уздцы и сначала слышит лошадиное ржание, а потом и видит – в конюшнях больше нескольких десятков лошадей. Может, даже сотен.
Все белые, светло-серые, светло-бежевые. Как всевозможные молочные оттенки снежных хлопьев. Прислушиваются, бьют хвостами. Конюшня кажется какой-то слишком живой по сравнению с пустынным двором.
Незанятого стоила для Бурки не находится. Он обходит два ряда, продолжая крепко держать коня под уздцы, но все занято мощными и привыкшими к тяжелой работе кобылами, дородными меринами и изящными тонконогими жеребцами.
Воняет дерьмом, сеном и чем-то тяжело-травянистым, но это настолько привычный и естественный запах для конюшен, что в Вечной Мерзлоте, где все погружено в мертвецкий холод и полное отсутствие жизни, ощущается странным. Коня он привязывает у корыта с водой. Так и ждет, что вот сейчас хоть кто-нибудь войдет в конюшню, но этого почему-то не происходит.
Здесь все мертво, но не кони. Не те ли это скакуны, о которых упоминала Ния?
Он решает пройтись вдоль стойл еще, но на этот раз без коня. Осмотреть все внимательнее, раз уж никто здесь не станет его прерывать и мешать. Но лошади кажутся совершенно обыкновенными. Не больше и не меньше привычных ему. Их глаза не отражают какой-то смертельный блеск, зубы у них самые обыкновенные, а не пасти хтонических созданий. Лошади как лошади – и копытами бьют, и ржут, и сено едят, и даже срут как все остальные.
Может, своих особенных скакунов она держит в другом месте?
Но тогда кому принадлежат эти?
Во всех землях Мораны нет ни одной пещеры для духов, ни болота для тварей, ни угла для всевозможной хтони. Домов тоже нет. Лишь ее ледяные палаты да Студеный терем. И даже там она словно обитает в гордом одиночестве, полностью удалившись от других – божественных и небожественных созданий, что могли бы составить ей компанию.
Другая конюшня оказывается заперта на замок. И он такой тяжелый, что выглядит больше, чем ладонь Чернобога, а весит как несколько человеческих голов. От кого же она запирается, если здесь никого нет?
Или в ее землях кто-то да живет, но никому чужому не показывается? А он все же здесь чужой, пускай и хозяин всей Нави.
Стража не попадается ему на глаза, и Чернобог лишь зря силится вспомнить, в которой из одинаковых палат Морана принимала его в прошлый раз. Принимала, конечно, это слишком громко сказано, но восседала на троне и насмехалась над ним – это не совсем то, что ему нравится признавать даже мысленно.
– Есть кто живой или мертвый? – громко спрашивает он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Вороны? Вас тут много в прошлый раз было, я помню.
Ничего не происходит.
Птицы не появляются в небе и не летят к нему по первому зову.