Мой Ленинградский горный. Табошар урановый. Виктор Александрович Моисеев
после смерти здесь отпет.
Воронихин-зодчий – из крепостных и не был итальянец,
А созданный им храм похож на тот, что в Риме,
Но по духу он православный, русский, а не иностранец,
Любим он нами и шедевром архитектуры признан в мире.
А теперь, сынок, взгляни направо, —
И на другой собор старушка указала.
Он был разноцветным, пятиглавым,
Храмом Спаса на Крови она его назвала. —
Знаешь, почему сей храм воздвигнут здесь?» —
Спросила бабушка, мне посмотрев в глаза,
А я соврал, сказавши: «Да», – и покраснел аж весь.
Неудобно мне признаться: его историю не знал тогда.
Что неправду я сказал, она, конечно ж, поняла,
И далее расспросами меня терзать не стала,
Тем самым урок мне такта преподала,
А помолчав немного, она вот что далее сказала:
«Когда сей храм на месте смерти Александра II возвели,
Собором Воскресения Христова его назвали,
В народе же ему имя Спаса на Крови
В память о той трагедии навеки дали.
Судьба храма совсем не была простой,
Особенно в советское наше время.
Да и разве быть могла она иной,
Если у нас война объявлена Христовой вере?
Хотели несколько раз его снести к очередной дате Октября,
До войны он был складом овощей, а в блокаду – моргом.
А немного позже театру отдан он под склад инвентаря,
Но устоял от всех напастей храм и стоит поныне – cлава Богу!
А спустя семнадцать лет, как закончилась война,
В храме бомбу неразорвавшуюся под куполом нашли,
И одним сапером там геройски обезврежена она была,
А затем взорвана под Пулково, от города вдали.
Облегченно все в Питере вздохнули – храм спасли».
Еще немного полюбовавшись храмом Спаса на Крови,
Мы далее неспешною походкой по Невскому пошли.
Впереди мост через канал. В зеленый цвет окрашен он.
А за ним – четырехэтажный красивый дом.
И, глядя на него, моя попутчица с улыбкой говорит:
«Всем, кому до́рог Пушкин, хорошо известно это место
И этот дом, где табличка „Невский, 18“ с давних пор висит,
Ведь поэт ушел отсюда на смертельную дуэль с Дантесом.
Но нет, я не права! Он навсегда ушел в бессмертье!
Напротив дворца князей Куракиных дом для себя построил
Их бывший крепостной, а позже уже богач-купец Котомин —
Мол, смотри, каким я стал и общества вашего теперь достоин».
И далее про этот дом моя попутчица продолжила рассказ:
«Хозяева его и назначение поздней менялись, и не раз,
Название же „Дом Котомина“ – такое сохранилось и сейчас.
Во время проживания с семьею в Питере Пушкина-поэта
Кондитерская Вольфа и Беранже находилась в доме этом,
Где было кафе и товар в продаже колониальный разный,
А сейчас