Орловы. На службе Отечеству. Сергей Митин
увидевшись с Екатериной Алексеевной, услышит от неё, что причиной «предприятия» стала не она одна, «а целая нация», немедленно с нею согласится и даже принесёт присягу, но тут же попросит взять его под арест: чем бы «предприятие» ни кончилось, а Михаил Илларионович себя подстраховал! Почувствуйте разницу с Орловыми, поставившими на карту в этот день всё, включая саму жизнь.
Новая императрица спускается на площадь и обходит воинский строй. Гвардия встречает её здравицами, горожане – также. Теперь – обратно по Невскому в «старый Зимний» (на углу Невского и набережной Мойки; это временное строение Растрелли в том же году и разберут). Надобно «закончить дело». «Мы совещались и решили отправиться, со мною во главе, в Петергоф, где Пётр III должен был обедать. По всем большим дорогам были расставлены пикеты, и время от времени к нам приводили лазутчиков».
В Петергоф отправляется гвардия, в Ораниенбаум готова выступить походом грозная артиллерия генерала Вильбуа. Если что – война будет нешуточной.
«Мы всю ночь шли в Петергоф, – напишет “полковник гвардии Екатерина Алексеевна”. – Когда мы подошли к небольшому монастырю на этой дороге, является вице-канцлер Голицын с очень льстивым письмом от Петра III». Рюльер нас убеждает, будто бы Пётр III «диктовал против неё два большие манифеста, исполненные ужасных ругательств. Множество придворных занимались перепискою оных, и такое же число гусар развозили сии копии». Может быть, может быть, но архивы сохранили «льстивое» письмо, доставленное канцлером.
«Льстивый» текст известен – записочка хранится в Центральном государственном архиве древних актов. Низложенный пишет по-французски: «Её Величество может быть уверена, что я не буду ни помышлять, ни делать что-либо против её особы и её правления». Уже и факт правления признал! И приписывает на русском языке, в котором совсем не силён (а впрочем, и орфография русская ещё не устоялась; недаром и про Екатерину потом будут говорить, будто в слове «ещё» она делает четыре ошибки – «исчо»; ничего, извините за каламбур, не попишешь: времена такие, что пишут чаще всего, как слышат): «Я ещо прошу меня, Ваша вола изполная во всём, отпустить меня в чужеи края». А подписывается Пётр и вовсе униженно: даже не общепринято, как «преданный Вам слуга» (serviteur), а прямо – «лакей» (valet).
А что ему остаётся делать? Адмирал Талызин был Екатериной своевременно послан в Кронштадт, где моряки могли сохранять верность Петру. Фельдмаршал Миних советовал своему свергнутому императору немедленно направиться именно туда, чтобы бороться, опираясь на флот, и на войска, что размещены в Восточной Пруссии. Пётр же отпирался: он-де будет защищаться в Петергофе – в игрушечной крепости для манёвров, с помощью отряда голштинцев. И лишь узнав о приближении гвардии во главе с Екатериной, он отказался от своего нелепого намерения и действительно отплыл в Кронштадт со всеми приближёнными. Но – поздно: Талызин уже успел рассказать и о благословении митрополита, и о присяге Сената и Синода. И Кронштадт