Орловы. На службе Отечеству. Сергей Митин
Екатерины.
Екатерина вспомнит потом день смерти императрицы Елизаветы: «Прислал ко мне князь Михайла Иванович Дашков, тогдашний капитан гвардии, сказать: “Повели, мы тебя взведём на престол”. Я приказала ему сказать: “Бога ради, не начинайте вздор; что Бог захочет, то и будет, а ваше предприятие есть рановременная и несозрелая вещь”». Теперь, стало быть, плод созрел вполне.
Толпа кричит: «Ура!». Такое впечатление, что столица была нравственно готова к свержению императора, которого так и не полюбили. И вот столица охотно пала к ногам Екатерины. Столица – а значит, и вся Россия: это правило надолго останется незыблемым для страны.
Думается, в этот момент, стоя у стен Казанской церкви (не того собора, силуэт которого архитектор Воронихин сделает одним из легко узнаваемых символов Санкт-Петербурга, а храма во имя Рождества Пресвятой Богородицы, который построен был в 1733-м, а получил статус собора и стал главным православным храмом столицы лишь при Елизавете Петровне), 33-летняя «матушка», при её бесспорном литературном даре, позволяющем подметить исторические «рифмы», и при её своеобразном чувстве юмора, не может не задуматься о том, что история повторяется. «Рифма» напрашивается сама собой: как раз-таки Елизавета Петровна без малого 21 год назад вот так же, в окружении гвардейцев, сделалась «матушкой Государыней».
Вернее, сделали её таковою гренадеры Преображенского полка.
«Вы знаете, кто я? – спросила она солдат, – Хотите следовать за мною?
Как не знать тебя, матушка цесаревна? Да в огонь и в воду за тобою пойдём, желанная, – хором ответили солдаты.
Цесаревна взяла крест, стала на колени и воскликнула:
Клянусь этим крестом умереть за вас! Клянётесь ли вы служить мне так же, как служили моему отцу?
Клянёмся, клянёмся! – ответили солдаты хором».
Так описывал эту сцену писатель Н. Э. Гейнце. У Рюльера – всё куда драматичнее: в его версии Елизавета в сопровождении Лестока, лейб-хирурга Петра Великого, наперсника цесаревны и большого интригана, а также сотни старых солдат, под покровом ночи «достигли первой караульни, где ударили тревогу, но Лесток или великая княгиня порвала ножом кожу на барабане – присутствие духа, за честь которого они всегда спорили. Стража, охранявшая комнату бывшего в колыбели императора, остановила Елисавету и приставила к груди штык. Лесток вскричал: “Несчастный, что ты делаешь? Проси помилования у своей императрицы!” – и часовой повергся к ногам». А как оно было на самом деле – бог весть.
Екатерина, конечно, тоже не могла знать – как. Но вот предание о том, как Елизавета вырядилась ради власти в гвардейский мундир, до Екатерины, конечно, дошло. Тем более что дочь Петра Великого, и став императрицей, кокетничала отвагой, ею проявленной тогда, 25 ноября 1741 года, и могла снова и снова рядиться в гвардейца даже на балу – во время так называемых «метаморфоз», в ходе которых мужчины обряжались женщинами и наоборот. Придворных дам она заставляла