Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918—1920 гг. Впечатления и мысли члена Омского правительства. Г. К. Гинс
такие элементы, для которых большевизм оказался легковоспринимаемою заразою. Это – не устроившиеся или плохо устроившиеся переселенцы.
Для Сибири расслоение крестьянства на «старожилов», к которым обычно относятся и переселенцы, устроившиеся лет 10–15 тому назад, и «новоселов», еще не пустивших корней в сибирскую землю, почти равносильно классовому делению. Первые – баре, маленькие помещики, фермеры, живущие нередко в каменных домах с крашеными полами. Вторые – пролетариат, частью безземельный, частью безлошадный, ютящийся в землянках, пробивающийся батрачеством.
В некоторых районах, например Алтайском, где земельного фонда для переселенцев не хватало и куда все-таки инстинктивно стремился переселенец, чутьем угадывая богатства земли и недр, сосредоточилось перед войной и во время нее много таких «неблагополучных» новоселов, и среди них большевизм, как психология ненависти и злобы ко всякому превосходству в положении, свил прочное гнездо. В других, более восточных районах, например между Красноярском и Иркутском, большевизму покровительствовала природа. Суровая зима, тощая земля, упрямая неподатливость тайги делали условия жизни и борьбы за существование крайне тяжелыми, и новоселы теряли здесь обычное благодушие русского крестьянина и становились жестокими и озлобленными.
Впрочем, переселение в чужие края и связанная с ним борьба за существование вообще влияют на характер, и в сибиряках проявляются суровость и эгоизм.
Городская масса относилась к большевизму иначе. Национализация домов, опись лошадей, обыски, конфискация ценностей – все это вооружало против большевиков состоятельные слои городского населения. Мещанство в Сибири, так же как и крестьяне-старожилы, привыкло к спокойной «хорошей» жизни, хлебосольству, выпивке, достатку.
Теперь стол стал скуднее, вина вовсе исчезли, водка еще с начала войны продавалась из-под полы, а самогонка процветала только в деревне. Что же касается достатка, то следы его приходилось скрывать во избежание соблазна для «товарищей». Во все богатые дома вселены были близкие власти люди, но они пугали менее, чем законные конфискации, которые производились на основании декрета «О золоте», опубликованного в газете «Правда» (№ 9. 1918. 16 января).
Согласно этому декрету, «все изделия из золота весом более 16 золотников и все золото в сыром виде, находится ли это в руках частных лиц и учреждений или в магазинах, ювелирных и иных мастерских, или в банковских сейфах, переходит в собственность государства, с уплатою владельцам по цене 32 рубля за золотник» (ст. 5).
К этому присоединилось в высшей степени предосудительное с этической точки зрения поощрение доносов. «Не представленные в течение месяца предметы, – говорит статья 6-я того же декрета, – конфискуются при обнаружении без вознаграждения владельцу, но с выдачею трети вознаграждения тем лицам, которые укажут государству подлежащие конфискации предметы».
После этого все ценности