Ангелочек. Мари-Бернадетт Дюпюи
реки, за железной дорогой, – уточнила незнакомка. – Мадемуазель, сжальтесь, моя сестра умрет! Ее муж работает на мельнице, он содержит всех нас – моих четырех братьев и меня. Вы же понимаете, его жалованья не хватает. Мы сами из Перпиньяна.
– Из Перпиньяна! – воскликнула Анжелина. – Но почему вы уехали? Там же круглый год тепло. А здесь зимы чересчур суровые. Мне очень жаль, но я не имею права принимать роды, хотя и помогала своей матери. Я не могу вам помочь.
– О, можете, мадемуазель! У нас сейчас соседка и еще одна женщина. Она вас знает, она говорит, что вы сумеете помочь малышу появиться на свет. Сжальтесь, мадемуазель, сжальтесь над моей сестрой!
Девочка-подросток схватила руки Анжелины и стала неумело покрывать их поцелуями. Она дрожала всем телом, и не только от холода.
– Хорошо, я пойду, – решилась Анжелина. – Подожди, мне надо кое-что взять. Посмотрим, сумею ли я помочь твоей сестре.
– Спасибо, спасибо! Какая вы добрая, мадемуазель!
Анжелина заторопилась. К счастью, отца не было дома и ей не пришлось объясняться. Вбежав в свою комнату, она схватила кожаный чемоданчик матери, в котором лежали инструменты, а также взяла шерстяной жакет, подарок Жерсанды.
– Бедные люди! – повторяла Анжелина. – Я не могу отказать им в помощи. Если случай окажется слишком сложным, мы всегда сможем позвать доктора. Первые роды длятся несколько часов, а порой и два дня. В этом нет ничего страшного, хотя отчаянные крики роженицы вызывают у ее близких тревогу.
Анжелина выбежала к незнакомке.
– На, надень, хоть немного согреешься, – сказала она. – А теперь нам надо поторопиться.
– Спасибо, мадемуазель, – с облегчением выдохнула девочка-подросток.
Вскоре они оказались на улице Тур, выходящей к мосту через Сала. Серые волны накатывались на обломки скал, падавших в реку на протяжении многих столетий. Анжелина не смогла удержаться и вновь с ужасом бросила взгляд на то место, где умерла ее мать.
«Мама, я надеюсь, что не посрамлю тебя. Мама, прошу тебя, направляй меня!»
Почти километр они шли молча. Северный ветер гнал тучи; снежные хлопья оседали на их волосах и одежде.
– Как зовут твою сестру? – спросила Анжелина, заметив ветхое строение, окруженное колючим кустарником. – Я должна ее успокоить.
– Валентина, мадемуазель. А меня зовут Розеттой.
– Поняла. Розетта, вы здесь живете, в этой хижине? Там есть очаг?
– Конечно! Я разожгла его еще утром. В трубе адская тяга, клянусь вам, мадемуазель!
– Оставь ад там, где он находится, – посоветовала девочке Анжелина.
Теперь, оказавшись перед дверью, кое-как подправленной гнилыми досками, Анжелина немного испугалась, что было вполне понятно. Она первой вошла внутрь. Зрелище было жалким: дым шел не вверх, а вниз, и вся комната утопала в сизом мареве. Сырые дрова с трудом разгорались в очаге, над ними висел ржавый котелок.
– Но здесь