Зимние сказки. Л. Шпыркова
горшков у меня много, мне их из гончарни возят.
– Так то глиняные, а мне чугунок нужен. Смекаешь?
Как тут не смекнуть, не иначе как зелья варить, – думаю.
Достал чугунный горшок, показал ей, повертела она его, и ставит на прилавок. А у меня тут мысль хитрая зародилась. Раз в жизни встретился с колдуньей, другого раза может, и не будет. Стал я ее обхаживать.
– Хороший горшок, бери, бабушка, для тебя не дорого будет.
– Да нету у меня денег, мил человек.
Вот те и бабушка, вот тебе и Юрьев день! – думаю. Прикатила без денег. А попробуй, не отдай ей горшка, так век потом жалеть будешь. Стою, как городовой – столб столбом, не знаю, что и сказать. Потом сообразил, что горшок-то у меня этот последний с брачком: на боку у него щербина имеется. Потому я его и не продал до сих пор. Но как отдать задарма? Не могу, хоть режь. Жалко. А делать нечего.
– Ну, хоть полушка имеется?
– Полушка есть.
Карга достает из узелочка денежку и мне протягивает. А я знаю, что у колдунов из рук ничего брать нельзя, а то подберешь то, чего не стоит подбирать, или болезнь, или напасть какую-нибудь. Поворачиваюсь к полкам, будто по делам, и тут взгляд мой падает на кацавейку. Беру я кацавейку в руки и давай трясти, будто пыль стряхиваю. Хороша вещица, бисером вышитая, да только чуть изнутри молью побита, да кривовато сшита: одна пола короче другой. Бабка как увидала одежку красивую, аж затряслась. Взял я денежку с прилавка, а сам кацавееечку обираю, оглаживаю, трясу перед ней, как на ярмарке.
– Что, нравится? – спрашиваю. – Подарю за услугу.
– Ох, зубаст, сударь. Чего хочешь, проси.
Тут я ей и говорю: люблю, мол, служанку, девку одну горничную, а она на меня глядеть не желает, помоги, бабушка Крутилина.
– А не пожалеешь потом? – прошамкала бабка беззубым ртом своим.
– А хоть и пожалею, да жить без нее не могу.
– Ладно, за уважение отплачу тебе. Вот тебе настоечка, угостишь любезную свою, она к тебе навек присохнет. В щи аль во что другое долей. Да вот только капельку своей крови добавь, и ладно все станется.
– Вот спасибо, бабушка.
Взял я склянку, поставил на полочку, где кульки с крупами стояли, а когда повернулся, то Крутилихи и след простыл. Даже дверь не скрипнула, не хлопнула. Знамо дело, ни горшка чугунного, ни кацавейки нет. Стало быть, не приснилась она мне. Тут я задумался: а не провела ль меня колдунья, чтобы за полушку товары выманить? А потом махнул рукой: товар не лучшего качества, а так, может, что и получится.
Следующий день был воскресный, но я не стал в своих комнатах отсиживаться, самолично вместе с помощником моим Гришкой постояльцев обслуживал. Кухарка, Гришкина мать, наварила постных щей, ну, там, еще чего-то: каши пшенной с изюмом, киселя. Вот наступает время обеда, скоро Фекла спустится с подносом за едой. Я улучил момент и налил отвар в служанкину плошку. И тут меня сомнение взяло: а ну, как отрава? Кто ее знает, эту Крутилину? Может, она неблагодарная иль каверзная? Мне на каторгу не охота! Взял и попробовал, и подождал немного. Нет, не отрава, а