Тайна философии Гегеля. Язык и стиль мышления в «Феноменологии духа». Краткий комментарий. Юрий Попов
своей «Этики» он так прямо и называет геометрическим. Каждый раздел в этом его главном труде начинается с набора определений и аксиом, за которыми идут пронумерованные теоремы. Так что вся обширная книга представляет собой сплошную дедукцию, складывающуюся из длинной череды «математически строгих» рассуждений. Но Спиноза в своих построениях целиком и полностью держится в рамках аристотелевской логики, ядром которой выступает силлогистика, немецкая же философская классика настойчиво ищет пути ее обновления и комментируемая нами работа заходит в этом направлении дальше всех других, не исключая и «Науку логики». Силлогизм или рассуждение с тремя терминами покоится на отношении подчинения общему частного, благодаря которому делаются выводы от первого ко второму, а с помощью отрицательных суждений возможны выводы и от второго к первому. Только тем, кто не изучал логику, надо знать, что в чистом виде силлогизм встречается исключительно редко, потому что в наших рассуждениях нам удобно его сокращать, оставляя часть всего рассуждения лишь подразумеваемой. И часто бывает, что силлогизм вкраплен в рассуждение в произвольном порядке, так что сначала высказан, допустим, вывод, потом в виде подкрепляющих доводов посылки и все это перемежается привходящими замечаниями. Короче говоря, силлогизмы, как и большая часть умственных операций, в обиходных беседах пускаются в ход полуинстинктивно и встречаются чаще всего в переплетении с другими видами умозаключений. Их экспликация в чистом виде обычно требует специальных усилий.
Как бы то ни было, но упомянутый геометрический метод Спинозы не создает особых трудностей для ознакомления с его «Этикой». Про гегелевский же метод развертывания системы такого сказать ни в коем случае нельзя и именно потому нельзя, что, начиная с Канта, аристотелевская или школьная, как он ее называл, логика выглядит в глазах его наследников слишком несовершенным орудием познания и они стремятся ее пополнить неведомыми дотоле способами строить рассуждения.
К числу таких обновлений и обновлений весьма серьезных надо в первую очередь отнести уже упомянутую соотносительность, сознательное использование которой для логических операций началось с Фихте. Вместо отношения подчинения по объему основой для умозаключений становятся отношения противоположностей. Левое предполагает правое, там, где есть преступник, там есть и потерпевший, добро кажется немыслимым, там, где не знают зла, счастье очень трудно мыслить себе как одно безоблачное блаженство, так что не существует ничего несовместимого с ним и не приходится преодолевать противодействие. Противоположности, короче говоря, взаимосвязаны, между ними возможны какие-то логические взаимоотношения, они могут даже в некотором смысле оказаться отождествимыми. Правда, такие отношения между предметами рассматривались также и Аристотелем в «Категориях» и отнюдь не бегло, но у него мы не находим стремления выработать на их основе