Диссиденты советской эстрады. Максим Кравчинский
круги»). Сегодня любому школьнику понятно, что запретить певцу прикасаться к своим культурным корням – то же, что запретить врачу пользоваться латынью. Но еще труднее описать, какими средствами еврейские исполнители, стремившиеся любой ценой обмануть цензуру и донести до слушателя лучшее, вернуть к жизни незаслуженно забытое, достигали своей цели. Александрович был величайшим мастером такого камуфляжа. Канторские фиоритуры, которые Александрович искусно вплетал в ткань еврейских (и не только) песен, были его «секретным» оружием, которым он воздействовал на слушателя на невербальном, подсознательном уровне. О самих канторских композициях и речи быть не могло – здесь действовал полный запрет, равно как и на участие в синагогальных службах.
К счастью, публика умеет читать между строк. Воздействие неконтролируемого подтекста на советского слушателя, наверное, никогда не будет по-настоящему изучено. В этом контексте в исполнении Александровича совершенно новое звучание обретает и знаменитая еврейская песня «Дуделэ», это экстатическое воплощение любви и веры во Всевластителя, который присутствует во всем, везде и всегда. Текст песни – частично на иврите, частично на идише – художественно оформленная, нераспознаваемая игра слов. Сбивает с толку и невинное донельзя название песни – «Дуделэ» – дудочка, эдакая шапка-невидимка, кое-как нахлобученная на первую строку. Ибо в каком еще языке, кроме еврейского, можно образовать ласкательную форму от местоимения «ты» (ду – Дуделэ)? Только при более внимательном отношении к тексту и музыке становится ясно, что речь идет не о дудочке, а о мистическом, пантеистическом прославлении Бога.
Именем народа…
К концу 1950-х Минкульт начнет исподволь «регулировать» спрос населения страны на голос певца, чья популярность уже зашкаливала. А вместе с ней и заработки. В 60-х двумя приказами министра число разрешенных сольных концертов артиста, под предлогом «недовольства рабочих большими заработками», было сокращено на 75 %. В цивилизованных обществах это называется запретом на профессию.
Пока министерство культуры не начало ограничивать его право на труд, Александрович давал не менее 15 концертов в месяц. Популярность Александровича лишала сна министра культуры и ее замов. Приказ № 365, закрепивший за Александровичем право лишь на 5 выступлений в месяц, наводил на черные мысли. Сама формулировка – «внести ЧАСТИЧНОЕ изменение» – предполагает, что окончательное решение – вопрос времени
Все годы действовал и негласный запрет на заграничные гастроли. На заявки зарубежных импресарио следовал один и тот же ответ министерских кукловодов: «артист болен» или «у артиста очень плотный график выступлений». В конце 60-х давление на певца усилилось и стало приобретать формы репрессии. Так, минкульт попытался подвергнуть артиста «переаттестации» и перевести его из категории «оперно-камерных» исполнителей в «эстрадно-цирковые». Сделать это не удалось только благодаря решительному