Диссиденты советской эстрады. Максим Кравчинский
техникой исполнения – это же непостижимо. В консерватории даже не было вокального класса, но с ним начали работать, и уже через год был организован его первый сольный концерт со взрослым репертуаром: Григ, Шуберт, Гречанинов, Гуно, Годар… Недоумевали педагоги, врачи, музыканты: что это за явление? Они готовы уже были смириться с тем, что техника подарена ребенку от Бога, что-то сделали учителя, что-то он «от себя» добавил. Но как может ребенок интерпретировать сложные чувства, на приобретение которых у него просто не было времени? Не сумев объяснить необъяснимое, газетные рецензенты ударились в мистику, растолковывая читателям, что подлинный художник рождается «со знанием чужого Я». Городская сенсация быстро стала европейской.
Отец вундеркинда, одержимый мечтой добыть для сына мировую славу, в 1925 году на деньги, заработанные концертами сына в европейских турне, везет мальчика в Америку в надежде показать его большим педагогам и певцам. Но это путешествие принесет отцу разочарование, а 10-летнему артисту – первое лобовое столкновение с несвободой. Несмотря на наличие въездной визы, власти США сняли их с борта паротурбохода и интернировали на Эллис Айленде, заподозрив в планах нелегальной иммиграции. Через два месяца заточения на «острове слез» их депортируют в Германию.
Священнослужитель
Александровичу повезло с педагогами, и после окончания мутационного периода миру явился лирический тенор полного диапазона и сладчайшего тембра, которому семь десятилетий будут рукоплескать на пяти континентах.
В 1932 г. 17-летний певец с блеском победил в конкурсе вокалистов, организованном в Риге Национальной оперой. Но предложения ангажемента не последовало. Причины не скрывались – маленький рост и русский акцент в произношении латышского языка. И вообще: решено принимать только певцов-латышей. Давид уговаривает сына освоить канторское искусство. Так Александрович становится самым молодым обер-кантором в истории. Этот пост ему предложила Центральная синагога Манчестера.
Новизна, почетный статус, внимание прихожан и отеческая забота «старших товарищей» в сочетании с высоким для 20-летнего артиста жалованьем значили немало. Теперь он мог позволить себе не только принимать независимые решения, но и ездить в Рим для встреч с учителем – Беньямино Джильи, с которым удалось познакомиться благодаря протекции Тито Скипа. Но череда разочарований была не за горами. Вскоре выяснилось, что любое предполагаемое выступление кантора за пределами синагоги должно выноситься на обсуждение правления и получать его одобрение путем голосования. Это означало, что о светских концертах артист может забыть. К гетоизированной атмосфере и культурному вакууму добавилось непомерное давление со стороны руководителей синагоги, которые вознамерились любой ценой женить своего кантора. Но достигли, как это часто случается в жизни, противоположного результата. Рыцарь, бросив доспехи, бежал с поля боя. Прервав выгодный контракт, кантор в спешном порядке пересек Ла-Манш. Позади остались манчестерский смог, добропорядочные