Калейдоскоп. Рита Лурье
перед ним способна на убийство, а в ее тщедушном теле прячется зверь.
Зверь.
Пользуясь ее замешательством и своими инстинктами охотника, он быстро протянул руку и сжал пальцы на спичечно-тонком запястье фройляйн Леманн, но девушка оказалась проворнее и ловко освободилась от его хватки. Попытка опытным путем проверить наличие у нее способностей с треском провалилась, а вторжение в личное пространство распалило бестию еще больше.
– Убирайтесь! – рявкнула девушка, тяжело дыша, – оставьте меня в покое.
Франц судорожно пытался проанализировать свои ощущения от их короткого тактильного контакта, но с раздражением вынужден был признать, что все произошло слишком быстро для того, чтобы сделать хоть какие-то вразумительные выводы. Никакой вспышки света не было, земля не разверзлась – разве что только в метафорическом плане. Ведь внутри мужчины поселилось сильное, навязчивое желание все-таки довести задуманное до конца, а заодно утолить жажду в теплом бархате кожи строптивой певицы
Хочет набивать себе цену – пожалуйста. Ему хватит благоразумия, чтобы принять навязанные правила игры и все-таки вывернуть ситуацию себе на пользу.
– Виноват, – Франц примирительно поднял в воздух руки, слабо надеясь на успех попытки урегулировать конфликт мирным путем, – что мне захотелось узнать имя той, чей образ не выходит у меня из головы. Возможно, меня и привели в это место определенные интересы, но я забыл обо всем, только услышал ваш голос.
– Тогда слушайте, – удивительно беззаботно для ситуации пожала плечами Леманн, – боюсь, что это все, на что вы можете рассчитывать.
И кокетливо взмахнув длинными ресницами, она резко развернулась на каблуках и направилась в сторону гримерных, своим эффектным уходом вполне красноречиво давая собеседнику понять, что на сегодня разговор закончен.
Франц проводил певицу взглядом, размышляя о том, чего же ему все-таки хочется больше – придушить чертовку или все-таки сначала затащить в постель.
– Когда вы были ребенком, вам было известно о пристрастии вашего отца к наркотикам?
– Да, было известно.
– И что вы испытывали по этому поводу? Тогда, в детстве.
– Злость. На обстоятельства, которые его к этому подтолкнули, а не на него. У него были сильные боли, и только опиаты помогали ему с ними справляться.
– Что-то еще? Может быть тревогу? Вы думали о неотвратимости его кончины?
– Нет. Я предпочитаю не привязываться к людям.
И все-таки он возвращался в дом, уютный, хорошо меблированный, полный милых мелочей, общий дом с женой.
Всю дорогу до Йокерса Франц непрерывно прокручивал в голове фрагменты последнего сеанса с доктором Якоби. Проклятый мозгоправ снова и снова вытаскивал на поверхность воспоминания о старике Герберте, и мужчине трудно было перестать думать о своем давно почившем опекуне после. Темы, которые они затрагивали с доктором были поверхностными и бесполезными,