Абрамцевские истории. Марк Казарновский
не безразлична.
Селина подошла к вопросу просто и без затей.
– Так идите ко мне, Николя. Я уже давно вас хочу, ещё когда в кустах увидела, вы на корточках в крапиве сидели. Ну, иди ко мне, глупый мой!
Вот тут-то всё и произошло. То есть – ничего не произошло. Обуреваемый диким желанием, Профессор ринулся на Селин, и – ничего! Ведь у него ничего-то нет.
Это было ужасно. В результате желание вылилось в погнутый шандал бронзы XVIII века, в завязанные узлом аксессуары камина, в разорванный пополам ковёр, в чёрт-те что ещё – а Селин негромко так стонала: «Ну где же ты? Ну иди ко мне».
Последнее, что помнит Профессор, это удар лбом об угол камина, от которого откололся изрядный кусок каррарского мрамора. Он открыл глаза.
Сидел он у себя за столом. Завёрнут был, как он всегда делал, в широкую банную простынь, а лоб упирался в оконную раму.
За столом было всё, как было. Сало манило розовой прожилкой, лук раздражал, а напротив сидел всегдашний собеседник, Нойман Вольдемар Вольдемарович, и призывно постукивал по чарующе белой бутылочке с чёрной головкой. Да в середине стола стояла кастрюлька с сосисками в томатном соусе, что являлось коронным блюдом Ноймана.
– Ну и заснул же я, – и Профессор протянул гранёный стаканчик за первой, которая и планировалась для разгона сна, приведения организма в действие и лёгкого тонуса. И уже было начал Профессор рассказывать Нойману про козни Березовского и воровку-на-доверии, и что, мол, народ и не забудет, и не простит, да заметил, что Нойман, слушатель обычно внимательный и благодарный, сейчас слушает его вполуха. А только смотрит фотографии, которые лежали в жёлтом большом конверте.
– Ну, что, Вольдемар, опять голых баб смотрите? – с укоризной сказал Профессор.
– Их, их, Николай Авраамович, да вы сами-то взгляните, – и Нойман с лукавой усмешкой, но и с некоторым уважением этот жёлтый пакет передал Профессору.
У Николая Авраамовича в глазах потемнело. На цветных фото были изображены он и Селина в кустах, в ресторане, на лекции и в номере «Риц», наконец.
«Нет, я схожу с ума, этого просто не может быть», – мелькнуло у Профессора. Но «быть может», ибо без стука отворилась дверь, вошла супруга Профессора с жёлтым же конвертом и жалобно прыгающими губами спросила:
– Коля, что это?
– Это, это, – бормотал Профессор, но сформулировать ничего не мог, так как тут же без стука вошёл и ехидный старшенький сынок.
«Спартаковец чёртов», – подумал Профессор.
А сынок тоненьким голоском пропел:
– Папочка, как это понимать? – и конвертиком жёлтым потряс.
И окончательно его добила внучка Ленка, ехидное создание, которое в открытое окно пропищало:
– Дед, а дед, скажи что-нибудь по-французски.
Слава Богу, ситуацию разрядил гудок «Вольво».
– Ох, Коля, Кологривов к тебе, – прошептала жена.
– Брюки хотя бы, – заревел Профессор.
Надевая брюки, он с облегчением увидел, что всё, что нужно, было на