Докучаев. Роман Клещёв
них – небольшие оконца с запертыми с двух сторон стальными ставнями, два окна при этом открыты, за стеклами висят бордовые шторы. Такую конструкцию ставней ему приходилось видеть на германском фронте, это немецкая технология, ставни открывались и закрывались с помощью рычагов из салона вагона. Такие системы устанавливались в старых ещё вагонах российских имперских бронепоездов, которые относились к начальствующему военному составу императорской армии. Даже вентиляционное окошко снаружи закрывалось стальным клапаном, что подтверждало эту теорию. Вдоль вагона сбоку была смонтирована наружная проходная площадка – платформа с металлическими ограждениями в виде решёток для перемещения экипажа в обход него. Непростой вагон, видать штабной. А сцеплен он как раз между вагонами боевыми, и как бы между ними прячется, а на тех уже по паре башенок сверху с пулеметами, и пушками дюймовками. Вдоль плоскостей соседних вагонов до десяти амбразур, боковые пулемёты, поворотные турели, и вагоны те подлиней, на одном широкими былыми мазками раскинулось «тов. К. Маркс».
Командирский вагон, неприметный, дополнительная броня сбоку прикручена, колеса увешаны щитами. Вооружение, кажется спарка «Максимов» наверху, окна, шторы, труба печная дымок уютный пускает. Командование красное там сидит, наверное, с утра чаёк, кофеёк, а кто водочку с похмелья, понемногу конечно, чтоб запаха не было. Курят. Греют завтраки. В окнах никто не мелькает. И вообще вокруг никого, караулы у леса не выставлены. Смело ведут себя большевики. Уверенно. Значит, у них и причины на то есть. Значит, они вокруг хозяевами себя чувствуют, всё здесь только им теперь принадлежит. А он чужой на этой территории. Тогда и некуда бежать получается. Только прятаться, хорониться остается.
Что же он стоит не едет, около получаса прошло. Холодно лежать. Но не отползает Докучаев, хоть и замёрз, ведёт боевое наблюдение. За это время увидел только пару красноармейцев: один прошёл без винтовки с охапкой дров по платформе вдоль командирского вагона и сложил их, по-видимому, около входа, так сказать принес. Другой со скрипом приоткрыл в соседнем вагоне маленькую полукруглую дверцу, пару раз затянулся папиросой, выкинул окурок, крякнув, высморкался, вытер рукой большие усы, затем – руку о грязную тельняшку и с грохотом ту дверцу обратно запер.
Почуял, пахнуло табаком-самосадом, крепкий, хороший табачок. Опять потекла во рту слюна, и вскружило голову то ли от тачного запаха, то ли от голода. Третьи сутки не куривший голодный Докучаев разозлился, решил всё, хватит, уйдет поезд, ворвётся на станцию, а там, на запад, к Украине.
Послышался щелчок, а затем что-то лязгнуло под штабным вагоном. Он пригнулся, глядит, под вагоном что-то показалось, будто повисло, качнулось чуть-чуть, толком не разглядеть. Нога, вторая, по лесенке будто. Человек спустился и на четвереньках пополз по шпалам. Потихоньку аккуратно высунулся и огляделся по сторонам. Затем вылез, встал и, ухватившись за ограждение, ловко взобрался на боковую платформу вагона, где спокойно,