Октябрический режим. Том 1. Яна Анатольевна Седова
дает законное основание для запросов по поводу предания гласности поступающих на имя Его Императорского Величества всеподданнейших телеграмм. Примите, милостивый государь, уверение в отличном моем уважении и совершенной преданности. И.Горемыкин».
Тогда кадеты подогнали запрос под ст. 58 Учр. Г. Думы, то есть под категорию обычных запросов: «приняты ли меры по привлечению к ответственности лиц, виновных в допущении напечатания в официальном отделе "Правительственного Вестника" телеграмм, восстанавливающих одну часть населения против другой и выражающих дерзостное неуважение к Государственной Думе?».
Однако Горемыкин ответил, что не находит возможным давать объяснения по этому запросу, так как распоряжения по поводу обращения к Его Императорскому Величеству от подданных и о предании таких обращений гласности ведению Думы не подлежат. Дума почти единогласно приняла формулу перехода с объявлением такого распоряжения о публикации этих телеграмм «незакономерным» действием.
Запрос о типографии (8.VI). Первое выступление Столыпина (речь о кремневом ружье)
Своей дебют в Г. Думе Столыпин начал с того, что запросто уселся на скамейку в «преддумском зале» (вероятно, Екатерининском) и повел беседу с неким кадетским депутатом. А Ковалевский вспоминал, как министр подошел к нему, сидевшему в своем депутатском кресле, представился и извинился, что до сих пор не ответил на ходатайство о Щербаке. Трудно сказать, разные это эпизоды или один, но простота обращения Столыпина весьма характерна.
Первая из знаменитых думских речей Столыпина представляла собой разъяснения по запросам.
Первый из них, вообще первый запрос, принятый народным представительством, касался газетных сведений о типографии, якобы оборудованной Департаментом полиции для печатания воззваний с призывами к избиению инородцев и интеллигенции.
Второй касался крупного деятеля Крестьянского союза Щербака, приятеля Ковалевского (с которым был знаком по Парижу) и Гредескула (с которым сидел в тюрьме). Ныне это лицо 6 месяцев ждало суда в одиночном заключении.
Столыпин сообщил, что внес дело Щербака в особое совещание, которое постановило переписку об охране прекратить. Итак, дело в порядке охраны прекращено.
Отвечая относительно типографии, Столыпин заговорил с Думой искренно и серьезно, совсем не тем тоном, который депутаты привыкли слышать от представителей правительства. Оказалось, что министр лично заинтересовался этим делом и приложил усилия, чтобы выяснить правду и понять «степень пригодности» Департамента полиции как орудия власти. «Я нахожу, что новому министру необходимо разобраться в этом деле. […] оговариваюсь вперед, что недомолвок не допускаю и полуправды не признаю»
По сведениям, собранным уполномоченными министра, дело рисовалось так. Два жандармских офицера – Комиссаров и Будаговский – по собственной инициативе занимались распространением патриотических воззваний. Узнав об этой деятельности, начальство остановило