Российский колокол № 4 (48) 2024. Литературно-художественный журнал
богема. Марфе хотелось выругаться. Сочно. Конкретно. По-пролетарски. Однако сдерживалась. Приносила то щец, то котлетки, да и деньжат подкидывала. Так и жили.
Ну а рояль из кустов Марфа к себе в комиссионку приволокла – благо рядом, прямо в их же доме, на первом этаже, квартирку перекроила. Оформила на Игната, бывшего главного дворника, что над ней столько лет стоял, а нынче поднялся (в милиции участковым служит – куда выше?). Делилась, конечно, – что за вопрос? А рояль, хоть и пошарпанный, пусть стоит.
Марфа прошлась по магазину, с удовлетворением оглядывая своё хозяйство. Наконец-то сбылось всё, о чём мечтала: и она – из дворницкой в председатели домкома да во владелицы комиссионки, и дочь пристроена. Переставляя «прихватизированные» безделушки, подумала, что к Софьесанне наведаться бы не мешало: прикупить чего. Мелодичной трелью задребезжал входной колокольчик.
Марфа моментально оценила вошедших: из тех, кто ни тебе заработать, ни продать выгодно. Вещи из их домов обычно вытекали рекой, превращаясь в молоко, пшено и картофель. Значит, можно взять задёшево. «Бывшие» же в нерешительности замялись на пороге, ослеплённые пестротой и безвкусицей Марфиного наряда.
– Чего изволите? – Некое подобие шляпки, напоминавшей потасканную курицу с вырванными перьями, отвесило им лёгкий полупоклон.
– Да вот, фамильная реликвия, – нерешительно произнесла та, которая посмелее.
– Ну, покажите вашу реликвию.
Женщины переглянулись.
– Выкладывайте, говорю. Что застыли статуями, не икона, поди. Хозяйка я. – Марфа горделиво откинула остатки вуальки. Курица на голове приосанилась.
– Вот щипчики для сахара. Серебро. Эмалью инкрустировано.
– Маловаты что-то. Да ими и не поколешь!
– Это не для колки, из сахарницы брать.
– Да видала я, не учите. Но цена им и в базарный день невелика.
– Сколько дадите?
Марфа бросила на прилавок несколько монет.
– Больше не дам.
Женщины вздохнули.
– Мы согласны.
Молча взяв деньги, они удалились. Марфа же выложила щипцы на витрину, обозначив тройную цену. «А кичливости – невпроворот! – с неприязнью подумала она и подытожила: – Ничего, скоро мы спесь с этих инкрус… инкус… (тьфу ты, не выговоришь!) собьём». И вновь распушилась на звук колокольчика.
Софья Александровна молча провела Марфу на кухню. Чуждый аромат витал в воздухе. Марфа по-свойски села и, не спрашивая разрешения, плеснула себе кофе. По скатерти коричневой жижей расползлись рваные взбухающие рубцы.
– А вы что же, Софьясанна, не присядете? Допрежь того не брезговали. – Она пытливо посмотрела на бывшую хозяйку.
Софья Александровна, укутавшись в воздушную шаль, вздохнув, присела.
– Шалька-то ваша никчёмная совсем, непригодна от холода-то. И чего вы в неё вворачиваетесь? – начала разговор Марфа. – Может, тёплую вам принесть? Вы только скажите, по старой памяти расстараюсь.
Разговор