Буреполом. Тимур Карлович Гуджабидзе
у каждого была своя полка. Однажды, вернувшись домой с работы, наш «герой» обнаружил, что его младший брат съел его колбасу. Факт, согласитесь, неприятный, но никак не тянет на высшую меру. Однако он своего младшего брата убил ножом, затем положил в ванну… и расчленил. У меня возник естественный вопрос, не боялся ли он, что вылезут внутренности и всё такое, на что он спокойно ответил, что работал на мясокомбинате и эти дела он хорошо знает. Затем расчленённого брата в погребе и закопал. Всё это он рассказывал без тени сожаления и раскаяния. Позже он открыл душу своей любовнице, и она его благополучно и заложила. Дали ему двенадцать лет.
Был ещё один тип, который, когда спрашивали, за что сидит, отвечал, что замочил мужика. В тюрьме такое неписаное правило: нельзя врать. Врать можно следователю, судье, но не в камере.
Наступил момент, когда он получил обвинительное заключение. Опять по тюремному уставу ты обязан показать обвиниловку (так на тюремном жаргоне называется обвинительное заключение) любому, кто попросит. Он, гад, не хотел показывать, но ему пару раз дали по печени, и выяснилось, что он замочил не мужика, а собственную мать за то, что она не дала ему три рубля на водку. При том, как выяснилось, он это сделал изуверски. Избил её до полусмерти, а потом вытащил на улицу (была зима и сильный мороз), и она, бедная, там и замёрзла. За враньё его избили один раз и потом отстали.
Иногда меня посещает кощунственная мысль, не виновата ли в этом и сама мать, которая воспитала такого сына?
Один эпизод мне запомнился особенно. В нашу камеру, где сидели тридцать человек, привели двух типов, и когда спросили за что, ответ был – за изнасилование. В то время это была знаменитая 117-я статья Уголовного Кодекса. Эту статью не любили все – и зеки, и менты, потому что у каждого была мать, сестра, жена, дочь и т.д. Но когда они сказали, что изнасиловали десятилетнюю девочку, вердикт был вынесен сразу и окончательно: их надо самих изнасиловать. Завели их в угол, где расположена параша, которая снаружи не просматривается, и предложили добровольно снять штаны. Один сдался и сразу из Кости превратился в Катю. Другой не сдался и выдержал избиения в течение трех дней. В конце концов его оставили в покое и на зоне он так и прожил мужиком, т.е. жил обособленно, ни с кем не группируясь.
Вообще-то менты тоже не любят таких и специально сажают в общие камеры, зная, что с ними может произойти. Это своеобразная месть.
– И что с ними дальше происходит на зоне?
– На зоне они существуют с ярлыком «пидоры» и относятся к касте неприкасаемых. С ними нельзя входить в контакт, чтобы не стать «законтаченным». С ними не разговаривают, они спят отдельной кучкой, с ними западло (это тюремный жаргон) сидеть за одним столом.
Администрация зоны решила сломать установленный зэками порядок и посадить всех за один стол. Естественно, это вызвало ожесточённое сопротивление со стороны зэков – они не хотели сидеть с «пидорами» за одним столом. За это «отказников» строго наказывали: сажали в изолятор, БУР (барак усиленного режима, фактически тюрьма)