Арена. Наталья Дурова
вам нужно идти? – Шовкуненко с недоумением повернул Надю к себе и внутренне вздрогнул. Слишком взволнована – значит он выдал себя: может, словом, жестом. Рано! Лицо стало непроницаемым.
– Хотите остаться в Иванове? Что-нибудь случилось?
– Да. Нет… Я не могу уйти из цирка! – Брови ее упрямо сошлись на переносице. – Не подхожу к вам в номер, скажите. Ведь я же чувствую, вы испытываете, проверяете: годна или нет?
– Я еще не все понял. Чего вы, собственно, хотите? Учу вас, репетирую – этого мало? – Вдруг его обуяла мысль, что кто-то сманил ее, и он тотчас злость, недоверие обрушил на Надю. – Почему, я вас спрашиваю, вы с пустыми руками разгуливаете в эту ночь по цирку? Упаковка вас что, не касается? Вы партнерша – ваше дело следить хотя бы за костюмами, чтобы нежеваными были по приезде. Уложите их!.. Ну, что ты жмешься, Мохов, подошел, так высказывай, чего надо?
– Выскажешься! Куда там! Ты как утюг, так разгладишь, что век обгоревшим ходить придется.
Мохов протянул Шовкуненко сигарету. Дал прикурить от своей. Тот затянулся.
– Полегчало? – Мохов моргнул, расстегнул верхние пуговицы куртки.
– Григорий Иванович! Решили собраться у меня, посидеть перед дорогой. Давай, брат, кончай упаковку и к нам.
Шовкуненко кивнул головой, и снова они зашагали с Надей к ящикам.
Надя взяла костюмы: брюки Димы и Шовкуненко. Аккуратно сложила их, кусок материала расстелила в сундуке, потом на него положила костюмы. У нее тоже теперь был костюм. Свой, перешитый из тючинского. Костюм был похож на детскую матроску. К Наде он подходил. Она в нем казалась еще тоньше, стройней. Только дважды она успела в нем прорепетировать.
Тючин тотчас отметил:
– Юнга с косами не бывает. Григорий Иванович, вы ей скажите, чтоб косы распустила.
– Да, Надя, попробуйте, – подхватил Шовкуненко. Просто он никогда не видел ее распущенных волос и находил для себя в этом какую-то неизведанную раньше радость. Надя послушалась, развязала ленту. Расплела косы. Волосы до плеч. Лицо стало более очерченным, глаза огромней.
– Не пойдет, – Тючин ревниво взглянул на фотографию Целиковской, которую обязательно прикреплял кнопкой над гримировальным столиком, и сказал: – Учись, как надо. В общем обигудись или перманентиком…
– Ни в коем случае. – Шовкуненко встал. Сверху глянул на Надину голову. Прямой пробор, русые волосы. Пряди ровны, от тугих кос чуть волнисты. Он увидел ее впервые в берете и сейчас подумал о том, что к костюму ее тоже будет хорош берет. – Мы ведь работали когда-то в матросских. Очень кстати. Ни в коем случае! Никаких бигуди и тряпочек! Вот что нужно.
Ему очень хотелось прикоснуться рукой к ее волосам. Но он не решался.
– Знаешь, давай челку выстрижем, – предложил неутомимый Тючин.
– Пусть Надя сама.
Надя слушалась их беспрекословно. Они усадили ее подле зеркала. Дима взял полотенце.
– Гражданка, не волнуйтесь,