Арена. Наталья Дурова
Не бывает. Салатные. Право, славно будет для девочки.
Накупив приданого, Шовкуненко и Мохов остановились возле игрушек: зайцы – фланелевые, бело-серые; куклы в чепчиках, плюшевые медведи; фанерный грузовичок. Игрушки, уныло глядевшие на них стеклянными глазами.
– Берем это, и зайца. Все по две штуки.
– Сколько же детей у вас в цирке родилось? – поразился продавец.
– Все наши, – гордо ответил Шовкуненко, а Мохов чуть ли не лег на прилавок, ему казалось, что даже игрушки в нем признают отца.
Шовкуненко мял большущими руками игрушку и сокрушался:
– Не те игрушки. Не те. Самое живое в них – запахи. Кожей, материалом. Нет, магазином пахнут.
– Ладно, Григорий Иванович, полежат в гардеробной, обживутся. Цирковыми станут.
– Вот вам, папаши, мой совет. Игрушки берите. Оно дело ладное, нам хорошо, а вам на вырост для детей, года на три хватит. Только эти пока самые нужные. – Продавец потянулся к целлулоидным шарам с ручкой.
– Похоже, шар на отвертку посадили. Не интересно, – возразил Шовкуненко.
– Ошибаетесь. Вещь самая необходимая – погремушка. На первых порах – погремушка.
Шовкуненко прервал продавца и, спохватившись, вдруг спросил:
– Погремушки? А соска, сосок нам два десятка. Они быстро в расход выходят! Резина, тут и прокусить недолго.
– Сосок, граждане, у нас нет. В аптеке купите.
– В аптеке? – Мохов вопросительно посмотрел на Шовкуненко. – Григорий Иванович, пойдем-ка домой. Чего ради соски покупать. Марина обидится. Какие там соски, когда она их грудью кормить будет. Никаких искусственных питаний. Должны по-настоящему расти. Не надо нам сосок.
– Ты что, осерчал? – удивился Шовкуненко.
Они забрали свои пакеты, свертки и пошли к цирку.
Мохов опять заговорил о девочках. Шовкуненко думал о своем. Пеленки, игрушки, упакованные в пакетах. Он нес их с удовольствием. Мохов против сосок – что ж, быть может, прав! Жена год не будет у Мохова репетировать и работать. Не допустит, тоже прав! Пожалуй, он сам поступит так же, если придется для своей семьи нести такие же пакеты. Подумав об этом, Шовкуненко помрачнел. Ничего пока нет у него, кроме желания иметь «все». Руки его вздрогнули. И опять пришло ощущение пережитого утром на репетиции. Надя сорвалась с перша, он подхватил ее на руки, и радость нечаянная, светлая неожиданно поселилась в сердце Григория Ивановича.
– Мохов, сегодня день особенный. День рождения.
Мохов покачал головой, улыбнулся, а Шовкуненко добавил:
– У тебя девочки: Анка и Иванка, а у меня, кажется, новый номер.
4
Календарь, который скоро станет прошлогодним. Число, выглядывающее из-под козырька листков, кажется значительным. Шовкуненко снял календарь со стены, подержал в руках и запихнул в карман. Кончены гастроли. Упаковка и переезд. Ночью нужно все упаковать, ведь настанет утро, и манеж заполнят те, которые приехали сменить