В семье не без урода. Ярослав Смолин
если не наказанием, то неприятной обязанностью по меньшей мере. Но в школе мне эта плохо контролируемая способность мешала. Моя первая учительница Дарьяна Алексеевна посадила меня на колонку у окна, и это было ошибкой: когда мне было неинтересно на уроке, я смотрел в окно и в самом деле не слышал ничего вокруг себя. Деревьев в том окне не было, зато были облака, складывающиеся в ещё более причудливые интересные образы, чем ветви дуба за окном детского садика. Друзей у меня не было, но я не видел в этом какой-то проблемы. У меня был вымышленный невидимый друг с незамысловатым именем Саша и нам было вдвоём превосходно. Мы с ним могли обо всём говорить, играли вместе. Саша очень любил, когда я не просто кубики конструктора убираю в ящик, а чтобы я ему в коробке построил замок и он мог ночью поиграть с ним. Мы с ним могли обо всём говорить, Саша внимательно слушал меня и сам мне многое рассказывал, давал советы. Некоторые прямо реально помогали. Саша меня предупреждал, когда ночью приходят чудища, чтобы я покрепче обнимал плюшевых мишку и зайку, не забыв натянуть одеяло до самого носа и зажмурить глаза, что гарантировало, что чудища меня не увидят. Саша говорил, когда чудища уходят, чтобы я дальше мог разглядывать рисунок из светотени от дерева, падающий из окна на висящий на стене ковёр. У меня с Сашей не было проблем. Зато в этом почему-то видели проблему мои родители и вот тот дядька, который, как мне сказали, психолог и который мне что-то возбуждённо втирал. Мне было неинтересно, поэтому я его не слушал, а за неимением большого окна, в которое можно смотреть и Саши, которого здесь совершенно точно не было, я не придумал ничего более занимательного, чем увлечённо ковыряться в носу, пытаясь поймать особенно смачную и увесистую козявку, которая всякий раз вероломно выскальзывала из-под ногтя в самый последний момент. Но я уже тогда отличался упрямством и поимка строптивой козявки всё-таки состоялась. Явив беженку на свет, я поразился её невероятным размерам, но после встал другой вопрос: куда её, собственно, теперь девать? Парты здесь тоже не было, под которую её можно было налепить, или хотя бы форзаца букваря, который тоже для этого годился. И я почему-то не придумал лучшего места для неё, чем край папки в руках у психолога, который был ближе ко мне. Так как психолог мыслился мной в этот момент, видимо, как ещё один предмет обстановки, я спокойно наклеил ту большущую козявку прямо на папку прямо у него в руках. Психолог в бешенстве вскочил, что-то крича и вытер козявку об рукав моего школьного пиджака в клетку и вышвырнул меня за шиворот из кабинета. Так и закончилась первая в моей жизни сессия у психолога.
Но испанский стыд для моих родителей – не закончился, потому что, как я когда-то рассказывал, занимался я ещё борьбой. Да, сложно себе представить что-то ещё более несовместимое между собой, чем тот маленький Ярик и тренировки по самбо, но я это не выбирал, меня туда просто вели и я там, как мне потом выговаривали родители – просто спал на матах. Ну то есть при отработке приёмов в спаррингах я, когда бросали меня… Просто не вставал! А что? Мат был мягкий, тренировка