Мы разобьёмся как лёд. Айла Даде
у меня за плечами одиннадцать дерьмовых лет в Бронксе. Я знаю, как устроены люди. Я в курсе, что они думают, когда смеются тебе в лицо. Я умею читать окружающих, словно они – открытый букварь с большими буквами.
Фиби улыбается, но глаза говорят нечто иное. Она внимательно меня изучает, больше не восхищённо, а скорее оценивающе задерживая взгляд на шраме на моём лице. Очень быстро, едва заметно осматривает мой костюм. Явно считает, что я его не заслужил. Считает, что я не принадлежу к их кругу. В глазах восхищение, но в сердце предубеждение. Очевидно, я вызываю у неё желание. Об этом свидетельствуют и румянец в области декольте, и закушенная нижняя губа, и ставший призывным взгляд. Да, Фиби хочет меня. Но не потому что видит во мне партнёра, а потому что я тот запретный плод, который ей не разрешается вкусить. Её мысли такие громкие, что я их слышу.
«На его лице шрам. На обнажившейся из-под рукава смокинга коже – чёрная татуировка. И, чёрт, у него мускулы, как будто он каждый день проводил в уличных драках! Интересно, по какой причине его усыновили? Может, от него отказались родители? Наверняка, с ним было сложно, потому что он всё время создавал проблемы. Проблемы… плохой парень».
Последнее слово – это оглушительный сигнал тревоги, знак «стоп», на который указывает каждая мать. И в то же время это большое ведёрко жирного попкорна во время диеты.
– Да, тот самый, – киваю. – Но не питай надежд. Я, может, и усыновлённый, но наши миры отличаются друг от друга больше, чем ты можешь себе представить, принцесса.
Прозвучало жестковато, но честно. Я бы не стал пользоваться девушкой. И прежде всего её чувствами.
Я знаком с Джорджией всего несколько месяцев. В прошлом году Аддингтоны стали свидетелями того, как на катке озера в Центральном парке катался я, знаменитый Оскар, чьи рилсы завирусились в сети. Довольно быстро вчерашний бродяга стал уважаемым инфлюэнсером, у которого нет отбоя от рекламных предложений. Бабло, фотомодели… только вот семьи нет. Она в комплект не входит.
Когда Джорджия призналась, что мечтает о сыне, я подумал, что она пудрит мне мозги. Обычно если женщина хочет ребёнка, она усыновляет младенца. Ну или дошкольника. Но никак не взрослого мужчину, которому давно никто не нужен.
Впрочем, Джорджия была настроена серьёзно. По её словам, она не нуждалась в маленьком засранце, который мотал бы нервы. Она бы с удовольствием проскочила данный этап и заботилась о взрослом «ребёнке». Как я и упоминал, их предложение оказалось внезапным. Как и моё решение перебраться к ним в Аспен. Всё же я едва знал этих людей.
За последнее время я успел выяснить о Джорджии один любопытный факт: у неё в мозгу начинает шевелиться маленькая антенна, как только воцаряется неприемлемая с её точки зрения атмосфера. А сейчас пространство между мной и Фиби прямо-таки пульсировало от постоянных волн её мыслей в духе «давай поскорее займёмся сексом» и моих беззвучных предостережений вроде «держись от меня подальше, богатая цыпочка». Интересная смесь, немного острая, не слишком приятная, но антенна Джорджии