С их прибытием у нас составилась семья. Ирина Николаевна Арефьева
– раз в три дня – стали необходимыми в их жизни.
«…как ни редки и как ни стеснены эти свидания, они много облегчают наши страдания. Подле Сергея я счастлива, но не видя его, я чувствую себя невыразимо одинокой». 22
И все же Мария Николаевна не давала себе впасть в уныние. Она ехала сюда спасать мужа. В своих «Воспоминаниях» она привела выдержки из отчетов тюремных надзирателей о поведении и состоянии здоровья заключенных. Так, в декабре 1826 года, когда Мария Николаевна только приехала к мужу, сделана такая запись:
«Сергей Трубецкой одержим грудною и внутреннею болезнью, как кажется, чахоткою, одержим кровохарканьем, чувствует великую тяжесть в груди».
А вот запись 16 февраля 1827 года, прошло четыре месяца со дня ее приезда:
«Сергей Трубецкой и Сергей Волконский – с приездом жен – сделались приметно веселыми». В марте 1827 года записано: «Сергей Трубецкой и Сергей Волконский навыкают к роду нынешней жизни, больше бывают спокойны, но Волконский, по слабому здоровью, чаще задумчив».23
О чем же мог думать в немногие свободные минуты в недавнем прошлом князь, в недавнем прошлом генерал, потерявший титул, дворянские привилегии, звание? Теперь он имел темную, грязную «палату», каторжную работу. Его жена, покинувшая уютный родной дом, постоянно терпела неудобства быта. И самое страшное, что вдали от них умер их первенец, Николенька.
Стоило ли одно другого?
Он мысленно произнес: «…ни от одного слова и сейчас не откажусь». От этих слов он не откажется в течение всей жизни.
Нерчинский период ссылки был самым трудным для всех заключенных. Утром и днем, работая под землей, они хотя бы могли дышать, выпрямляться, шевелить руками, но вечером, входя в темные казематы – это были чуланы, разделенные дощатой перегородкой, – заключенные не могли даже стоять. Надо было или сидеть, или лежать
Мария Николаевна, проехавшая 6 тысяч верст, чтобы быть рядом с мужем, жила вместе с Екатериной Ивановной Трубецкой в тесной избе и получала разрешение видеться с мужем два раза в неделю в присутствии офицера и унтер-офицера. Это был их третий год совместной жизни.
Кажется, какая тут семья… Даже встречи Сергея и Марии были мукой для обоих. Но они ждали этих коротких свиданий. Мария заботливо оглядывала мужа – как он, похудел, истощен, болен? Нет, не похудел, не болен, наоборот, кажется здоровей, чем прежде. Девять месяцев жизни на Нерчинских рудниках показали: даже в таких условиях можно выжить, если хочешь жить.
В декабре 1827 года Мария Николаевна написала в письме к сестре Сергея Григорьевича:
«Пишу вам, милая сестрица. Чтобы сообщить вам о Сергее, который был очень счастлив, узнав о быстром ходе вашего выздоровления. Одно только его огорчило (…) эпитет «бедная», который прилагает ко мне его племянница. Могу вас уверить, милая сестра, это слово вовсе не подходит ко мне: я совершенно счастлива, находясь подле Сергея. Я горда мыслью, что принадлежу ему, он образец покорности и твердости. Его здоровье по-прежнему хорошо,