.
Оболенский рукой небрежно.
Ликующие прихлебатели с виконтом исчезают. Конечно, все мое воспитание толкало на то, чтобы вступиться и дать отпор негодяю, но ведь самим жертвы воспринимали это как естественный порядок вещей. Не было в них священного духа бунтарства. Поэтому и у меня не возникло особого желания защищать их… Конечно, защитим. Потом. Всем скопом и всех обиженных. Но потом…
Вся жизнь в Филармонии была основана на вечных поисках козлов отпущения и объектов издевательств. Это были не просто отдельные безобразия. Это была политика сверху. Все эти аристо напоминали мне свору собак, которых натаскивают рвать всем скопом жертвы на куски, чтобы они оттачивали клыки и навыки управления с теми, кто зачислен в скот. Видимо, это была одна из причин смешанного обучения. Цепные псы. Феодализм.
Я старался общаться со всеми ровно. После дуэли дворяне обходили меня стороной и, если злословили, то только за спиной и лучше, чтобы я не слышал. Даже виконт теперь не смотрел ни в мою сторону, ни в сторону Талассы. И вообще настроение у него было дурное. Причина? Думаю, все поняли, что за фокус был с артефактом на дуэли, и кто настоящий виновник. В глаза ему не говорили, но в кулуарах шептались. Так что он решил не обострять ситуацию, а отвязаться от меня.
Конечно, иллюзий у меня не было. Я по его спесивой морде видел, что он задумал какую-то грандиозную пакость и заранее сладострастно ей наслаждается, представляя, как мне будет плохо, а ему – хорошо. Только вот какую пакость? Вряд ли в стенах Филармонии. Но ведь мы фактически соседи. Земли Чернобородовых и Оболенских граничат. И много наших земель уже стали ихними.
Наверное, там он и нанесет подлый удар…
В процессе общения со всеми я собирал сведения о состоянии общества. Не как оно расписывается в учебниках, а как есть на самом деле. Что я искал? То, что и должен искать истинный большевик – революционную ситуацию. Ну, по классике, когда верхи не могут жить по-старому, а низы не могут по-новому.
У меня складывалось впечатление, что народу уже давно все опостылело, и он хочет свергнуть опротивевшую власть. Но это все бесполезно. Революция возможна только когда есть партия – коллективный организатор и коллективный агитатор, как завещали классики.
И вот тут открывается простор для партийной работы. Аж дух захватывает от масштаба задач. Но нет задач, с которыми не справятся настоящие большевики.
Да и не может быть, чтобы угнетенные массы как-то не пытались сорганизоваться. Значит, я могу найти союзников, а потом, может быть, и верных соратников. Все же с общественными науками и практиками здесь совсем плохо. И идеи большевизма тут будут как маяк в темную ночь – невиданные, неслыханные, многообещающие, ведущие через мели и скалы правильным курсом.
Ох, аж замечтался…
Между тем апрель ушел в прошлое. Начинался май. И впереди нас всех ждало отдохновение от праведных трудов на ниве образования.
Каникулы. Домой. Тот самый дом, который так любил мой предшественник. И который теперь предстояло увидеть мне своими глазами.
Но