Агапея. Булат Арсал
как и у родителей. Жили счастливо.
Отец никогда не жаловался на иногда возникающие спазмы и боли в желудке. Он сам жалел домашних и старался избавить их от напрасных переживаний, полагая, что у всех мужчин, когда-то служивших в армии, появляются проблемы с пищеварением. При первом же остром болевом приступе, когда ничего не оставалось, кроме как вызывать неотложку, врачи констатировали рак. Он сразу потребовал операцию, но группе хирургов, которые проводили её, ничего не оставалось делать, как просто наложить швы на разрезанную полость и выписать через неделю домой, где Пётр Иванович постарался не мучить жену и дочь. Умер тихо через две ночи, не проронив ни звука от нестерпимой, сжигающей внутренней боли, которою причиняли сжирающие организм метастазы. Огорчался перед смертью одному: сына не было рядом… Сын был на войне…
Стояла тёплая июльская ночь, и только лёгкий ветерок от реки Усманки немного нагонял свежести. Паулинка вынесла из дому шерстяную шаль и накрыла маму со спины. Приютилась рядышком и обвила её руками. Так и сидели обнявшись втроём, каждый про себя осознавая, что с ними больше нет отца. Он не выйдет к ним из дома, не сядет рядом на скамеечке и не расскажет какую-нибудь былину из истории их края. Дети, особенно Пашка, который уже в средних классах решил обязательно стать историком или археологом, обожали его слушать.
Сейчас Пашка вспомнил, как отец радовался и гордился его поступлению на исторический факультет педагогического института и как потом сокрушался и негодовал, узнав, что сын бросил учёбу после второго курса и уехал, ничего не сказав никому, в Донбасс воевать в ополчении. Павел долго тогда не мог решиться позвонить родителям и попытаться объяснить свой поступок. Однако когда услышал наконец голоса матери и отца, которые к тому времени не только смирились, но и приняли его решение, успокоился. А что должна говорить мать сыну и что может ему сказать отец, если он уже находится на войне и принял решение взять в руки оружие добровольно, согласуясь со своими внутренними убеждениями, вложенными в душу с детства отцом – советским офицером и впитавшимися в кровь с молоком матери?
– Когда же, сынок, война эта проклятая закончится? Что там ваши командиры говорят? – спросила мать, не отрывая головы от груди сына. – Дождаться бы тебя живым и здоровым. Не дай бог, что случится, я не переживу. Ты это знать должен, Пашенька.
– Не беспокойся, мам. Мы в городе патрулируем. Укропов от Мариуполя давно уже отогнали. Даже ракеты их не долетают до нас. Власти восстанавливают микрорайоны. Народ радуется. В парках парочки гуляют. Всё там сейчас как в мирное время.
– Знаю, что придумываешь, сынок. Меня хочешь успокоить. А я мать. Я даже на расстоянии сердцем чувствую и страхи твои, и боли.
– Ну вот видишь, мамочка, какая ты умница. Тебе и соврать не получается.
– Жалко, что все вы там молодые. Вам бы сейчас девок водить в кино, на дискотеку, в загс, наконец. В селе, вон, скоро и садик закроют. Нету детишек.