Империя проклятых. Джей Кристофф
я увидел, как Диор вытаскивает из-за пояса длинный клинок. Быстро и уверенно она метнула меч вверх, и он полетел над снежным полем, сверкая сребросталью.
– Ловите, месье!
Здоровой рукой угодник поймал меч прямо в воздухе и развернулся на пятках, чтобы встретить врагов лицом к лицу. Порченые быстро приближались, вонзая в мерзлую землю когти. Отбросив с глаз волосы песочного цвета, мой новый товарищ разорвал на себе тунику, обнажив рычащего медведя Дивока, вытатуированного на груди пылающим серебром. И спина к спине, с поднятыми мечами, мы отстаивали свои позиции, пока вампиры лились на нас бурным потоком.
Я убивал этих монстров с шестнадцати лет. Я родился и, сука, учился именно для этого. И хотя ужас борьбы с порчеными со временем потускнел, часть меня всегда задавалась вопросом, кем же были те существа, которых я убивал, до того как умирали навсегда. На меня бросился крупный мужчина с вытянутыми вперед мозолистыми руками – возможно, каменщик, – и я обезглавил его одним резким ударом. За ним последовал сгнивший парень в пестром костюме менестреля, который не успел издать ни звука, когда я отрубил ему ноги. Молодая женщина с обручальным кольцом на раздутом пальце: возможно, где-то ее оплакивает муж и скучают дети, но здесь, когда я ее убиваю, за нее некому помолиться. А в голове у меня все время поет Пьющая Пепел.
Жила-была старуха, был у нее ш-ш-шинок,
И у него над крышей все время шел дымок.
Гостей она душила, штаны из кожи шила,
В котлеты плоть рубила, а ливер шел на плов.
И очень уж наваристый бульон был из зубов.
Глаза мариновала, в муку м-м-молола кости,
А требуха от гостя – начинка в пироги.
Жила-была старуха, был у нее шинок,
Коль забредешь к ней в гости,
вали оттуда со всех ног.
Угодник рядом со мной, раненый и уставший, двигался медленнее, но даже со сломанной рукой и без санктуса сила его была сокрушительна. Его удары одинаково эффективно сносили и головы с плеч, и руки-ноги с тел, полностью демонстрируя всю нечестивую мощь его крови. А когда резня закончилась и на снегу, пропитанном кровью и усыпанном тлеющими телами, остались только мы, стоя бок о бок, задыхаясь, как в давние годы, мы наконец посмотрели друг на друга. В руке у меня дымилась Пьющая Пепел, а в голове звучал ее голос, яркий и серебристый:
«О, к-к-красавчик! М-м-м-мы пом-пом-помним тебя…»
– Bonjour, Лаклан, – сказал я, приветственно подняв свой обломанный клинок.
Он задумался, нахмурившись.
– Давненько мы с тобой не виделись, Габриэль, – в голосе прозвучал мягкий оссийский акцент.
– Хорошо выглядишь, – сказал я, глядя на него, на его окровавленные сапоги. – Все так продумано. Взвешено.
– Без сомнения. – Он поднял подбородок и стиснул челюсти. – Я – это я, как всегда.
В глазах у него уже искрился смех. Да и у меня рот так и норовил разъехаться в улыбке. Лаклан сломался первым, и я не стал сдерживать себя. Мы разразились смехом и крепко сжали друг друга в