Трамвай отчаяния 2: Пассажир без возврата. Алексей Небоходов
вестником. Он был частью того механизма, который начал рушиться.
– А кто станет новой владычицей? – спросил он, и в его голосе не было ни страха, ни любопытства. Только сухая, выверенная необходимость знать.
Зеркон замер. Его зеркальная маска, отражающая пространство, на мгновение исказилась, будто в её поверхности пробежала едва заметная волна. В зале снова стало тихо, но теперь эта тишина несла в себе предчувствие, она была не просто паузой, а чем—то большим – неуловимо чуждым, вырывающимся за рамки логики.
В воздухе начало нарастать напряжение, как перед грозой, когда кажется, что вот—вот раздастся раскат грома, но он не приходит. Само пространство вокруг Зеркона слегка дрожало, будто не выдерживало его присутствия.
Когда он наконец заговорил, его голос прозвучал гулко, низко, с лёгким отголоском чего—то далёкого, нечеловеческого, проникающего глубже, чем простая речь.
– Я скоро её заберу.
Эти слова прозвучали без нажима, но их смысл был неоспоримым. В них не было вопроса, не было сомнения. Они были констатацией неизбежности.
Аурелиус убрал руку со стола и наклонился вперёд, сжав пальцы обеих рук в замок.
– Значит, она уже выбрана?
Зеркон не ответил сразу. Он словно позволял им осознать каждое сказанное им слово, давая им время понять, что выбор был сделан ещё до их вопросов.
– Она уже связана с этим местом, с этой силой, – наконец произнёс он, голос его стал тише, но от этого не потерял своей тяжести. – Её сущность уже вплетена в ткань Лифтаскара. Она должна занять своё место.
Симеон откинулся назад, скрестив руки на груди.
– И если она откажется?
Зеркон наклонил голову, а его зеркальная маска на мгновение потемнела, словно отражение в ней провалилось в пустоту.
– Она не откажется.
Эти слова прозвучали с такой уверенностью, что даже Раймонд ощутил нарастающее давление в груди. Не было угрозы, не было приказа – но было ощущение, что Лифтаскар уже подготовил всё.
– Если я скажу, что нам нужно время? – Раймонд сузил глаза.
Зеркон слегка развернулся к нему, и отражение Раймонда в его маске исказилось ещё сильнее. Теперь оно выглядело так, будто он стоял в другом мире, размытом, нестабильном, в котором он уже потерял власть.
– Время? – тихо повторил он. – Вам не дано время.
Эти слова легли на зал, как невидимый груз, заставивший всех троих понять: они больше не хозяева положения. Они стали частью игры, в которой правила уже были написаны – но не ими.
Зеркон исчез, растворившись в воздухе, словно его присутствие было лишь колебанием реальности, мгновенным разрывом в привычном порядке вещей. Место, где он стоял, ещё несколько секунд пульсировало слабым отсветом, будто пространство не могло сразу принять свою прежнюю форму. Затем всё стихло, но тишина, наполнившая зал, не была пустой. Она несла в себе отголосок чужого голоса, след его слов, который, казалось, впитался в сам воздух.
Раймонд