Нищепанк: трактат о несбывшейся мечте. Адам Соломонович Гаврилов
чья спина веками тащила груз истории.
В 2007 году, когда мир ещё верил в поступь технологий, BigDog шагнул на сцену. Созданный на деньги Министерства обороны США, он был задуман как "робот-мул" – помощник солдат, способный нести 180 килограммов через пересечённую местность на 32 километра без устали. Его ноги, подражающие движениям зверя, топали по камням, его моторы гудели, как сердце нового века. Это был не просто механизм, а символ: технологии могли выйти за пределы заводов и экранов, стать частью реального мира, где человек и машина вместе покоряют пространство. Заратустра мог бы увидеть в нём отголосок сверхчеловека – не дух, но сталь, что усиливает волю, или киберпанковскую мечту, где кремний становится плотью.
Видео с BigDog собирали миллионы просмотров – он был звездой своего времени. Его танец на неровной земле внушал трепет: вот оно, будущее, где машины не просто заменяют, а расширяют нас. Он был частью LS3, его усовершенствованной версии, что могла питать солдатские устройства, нести их груз, идти туда, куда не ступала нога человека. Казалось, ещё немного – и такие создания заполнят поля сражений, стройки, пустыни, освободив человека от бремени тяжёлого труда. Это была мечта, достойная пророчества Заратустры: техника как мост через пропасть, как шаг к чему-то большему.
Но мечта осталась мечтой. В 2015 году американская морская пехота вынесла приговор: BigDog и его наследники не годятся. Бензиновая версия гудела так громко, что демаскировала позиции бойцов, её рёв был слышан за километры – не помощник, а предатель. Электрическая версия, Spot, была тише, но слабей: всего 18 килограммов груза вместо обещанных сотен. Обе модели ломались, требовали сложного ремонта в полевых условиях, стоили миллионы – 42 миллиона долларов ушло на создание двух прототипов, и это лишь начало. Заратустра смотрит на эту рухнувшую надежду и видит не мост, а обломок: технология, что должна была возвысить, стала обузой, ненадёжной игрушкой, чья цена не оправдала даже тени пользы.
А потом появился осёл. Не робот, не чудо инженерии, а обычный осёл – тот самый, что тысячи лет таскал мешки через горы и пустыни. Он мог нести до 100% своего веса (300–400 килограммов), а 50–70% – его привычная ноша. Он не ломался на камнях, не требовал запчастей, не гудел, выдавая врагу свои шаги. Его содержание стоило гроши: немного сена, воды, ухода. И вот, в мире, где BigDog танцевал на экранах, осёл молча победил – не в зрелищности, а в деле. Технология, что должна была стать новым горизонтом, уступила животному, чья простота оказалась сильнее всей мощи Boston Dynamics.
BigDog – это не просто провал проекта, это метафора нищепанка. Заратустра видит в нём символ эпохи, где технологии существуют, но не работают на человека. Они блестят, они гудят, они собирают лайки, но их суть – иллюзия. BigDog был создан не для солдат, а для просмотров, не для жизни, а для шоу. Его шум заглушил его пользу, его цена съела его смысл. Осёл, напротив, – воплощение реальности, что не нуждается в симулякрах: он есть, он делает, он несёт. В мире ветряков, что крутятся ради вида, и угольных ТЭС, что дымят ради