Дневники и мемуары. Даниил Михайлович Белокопытов
и не кушали, как я 12 дней, мой паёк тогда тоже отдавали выздоравливающим.
Нельзя было самому себе верить, что в сутки приходилось съедать по 3—4 кг белого хлеба, а после всего этого входило в норму. Долго мне приходилось выздоравливать в этом госпитале. Я стал помогать тяжело больным. Носил им передачу, которую приносили родные, но они почти не кушали, а отдавали мне. Я каким-то любимчиком стал на палате. Кому напишу письмо по их просьбе, кому прочитаю письмо и даже интересное из книг. Завёл дружбы с товарищами, которые находились в выздоравливающей команде. Я для них собирал хлеб, а они мне приносили (тайком) селёдку и другие продукты (капусту, огурцы), а тут мы с друзьями поедали.
Выписали мен, вернее, отправили в выздоравливающую команду в город Саратов. Здесь мне тоже долго пришлось довыздоравливать, но силы мои не могли уже восстановиться и в тело я не вошёл так, каким был раньше. Чувствовал себя, что полжизни у меня отняло. Наконец, комиссия меня отпустила на два месяца домой на поправку, но я ещё был слаб и не думал добраться до дому.
Поезда были забиты пассажирами до отказа, и на буферах и на крыше, но я не мог ехать ни на буферах, ни на крыше, а в вагон не влезешь. Три дня я не мог залезть в вагон. Ходил к военному коменданту станции, чтобы он помог мне, но – отказал. Пришлось уцепиться обеими руками и ехать км 300 так, а потом зайти в тамбур. Так с великим трудом добрался до ст. Чернянка. От Чернянки до дома никакого транспорта не оказалось. Пришлось пешком отмерить 35 км.
Подойдя к своему огороду, я не мог дальше двигаться и 10 шагов. Пришлось лечь и думаешь, что подошёл к дому, и, может быть, больше не поднимешься. С час пришлось пролежать, оставалось до дому метров 250. Вечерело, надо двигаться, через полчасика я оказался в доме, со слезами меня мать удержала, а то бы я упал. В голове зашумело, в глазах пожелтело и всё пошло кругом. Сняв с меня вещевой мешок, раздела и уложила на кровать. Через часок я поднялся, появились родственники и друзья. Но долго меня не утомляли. Все они думали, что меня давно нет на свете. Ведь я им писал ещё в марте месяце, что болел, будет комиссия, возможно увидимся, и был уже июль месяц, и от того времени ни слуху, ни духу. Слабость давала чувствовать. На село я не выходил, а больше гулял по своей улице. Старался больше быть на воздухе. У нас был свой небольшой садик и недалеко был лесок. Вот больше там и проводил время. Время было тревожное, деникинские войска приближались к нашей местности, а здоровье моё ещё было слабое.
В начале августа 1919 г. наши красные войска стали отступать. Я и мои товарищи Зайцев Трофим и Зайцев Евдоким ушли отступать с красными, но мне было тяжело. Просился я в санчасть, но меня туда не приняли, а отвечали, что ты такой можешь делать у нас, и в строевые части не принимали. Отступили мы до Русской Халани (км 25), но после опять освободили наше Яблоново, и мы все трое вернулись. А через три дня внезапно Яблоново было занято белыми. Это ещё больше подорвало моё здоровье.