Тени древних. Хроники тварей. Рассказы. Алексей Гунарович Зайцев
– как плоть, которая должна была давно истлеть.
Я постучал. Три удара. Глухие, в вязкой тишине, как удары молотка по крышке гроба.
Секунда. Другая. Время растянулось, словно густая смола.
Я уже собрался стучать ещё раз, когда дверь открылась – не скрипнув, не издав ни звука, как будто она состояла из чего-то невещественного, из материи снов или кошмаров.
На пороге стоял мужчина. Среднего роста, худощавый, с тёмными волосами, аккуратно зачёсанными назад, как у манекена в витрине дорогого магазина. На нём была домашняя рубашка и тёмные брюки – безупречно отглаженные, без единой складки. На первый взгляд, он выглядел совершенно обыкновенно.
Но обманчивое ощущение нормальности длилось лишь до того момента, пока он не посмотрел на меня.
Его глаза…
В них не было ничего явно неправильного – ни странного цвета, ни необычной формы. Но когда его взгляд встретился с моим, внутри что-то холодное шевельнулось, и я понял, в чем заключалась неправильность. В их глубине не было ничего человеческого. Не было никого дома. Как будто он смотрел на мир не просто глазами, а через них – нечто совершенно чуждое, наблюдающее за нами из-за человеческой маски.
– Добрый вечер, – сказал он. Голос был ровным, спокойным, лишенным всяких интонаций. Механическим, как у автоответчика.
– Добрый, – ответил я, и мой собственный голос показался мне слишком громким, слишком живым на контрасте с его.
За моей спиной Эвелина замерла, словно животное перед хищником.
– Можно войти? – я напрягся, чувствуя, как мышцы готовятся к бегству или атаке.
– Конечно, – сказал он, растягивая губы в улыбке, которая не касалась глаз. – Вы друг моей жены?
Я бросил взгляд на Эвелину через плечо, но она смотрела в землю, как молящийся в ожидании кары небесной.
– Можно и так сказать, – пробормотал я, чувствуя, как ложь оседает на языке вкусом гнили.
Он отступил вглубь дома, пропуская нас внутрь, и движения его были слишком точными, слишком выверенными – как у актера, тщательно репетировавшего каждый жест.
Внутри дом выглядел как обычная квартира пожилой интеллигентной пары: старый ковёр с выцветшим узором, книжные шкафы, заполненные томами с потрепанными корешками, деревянные кресла, протертые временем до блеска. В воздухе висел слабый запах табака и бумаги, с примесью чего-то еще – того неуловимого, но знакомого каждому запаха старости и увядания.
Всё было слишком… нормальным.
Слишком правильным.
Как декорация, выстроенная со скрупулезной точностью по воспоминаниям о том, что значит быть человеком.
– Садитесь, – предложил он, указывая на диван. Жест был плавным, но в то же время в нем чудилось что-то насекомоподобное – слишком много суставов, слишком неестественный угол сгиба.
Я сел, ощущая, как диван слегка прогибается подо мной. Эвелина осталась стоять, прислонившись к стене, словно искала опору в этом мире, начавшем расползаться по швам.
– Чаю? Кофе? – предложил