Дорога длиною в 300 лет. Алиса Керн
люблю тебя, Элеонора, – прошептал он.
– И я тебя люблю, Бертольд, – ответила она, прижимаясь к его груди.
Они мечтали о совместном будущем, строили воздушные замки надежд, не замечая грозовых туч, надвигающихся на их романтический горизонт. Любовь ослепляла их, заставляя забыть об осторожности и о непреодолимых препятствиях, стоящих на их пути.
Счастье, подобно хрупкой бабочке, недолго порхало в саду любви Элеоноры и Бертольда. Тайные свидания, робкие признания и хрупкие замки надежд казались незыблемыми в своей романтической изоляции. Но мир вокруг них, мир родительских амбиций и социальных условностей, начал постепенно смыкаться, словно тиски, готовый раздавить нежные ростки их чувств.
Первые тревожные звоночки прозвучали еще не явно, словно отдаленный гром перед надвигающейся грозой. Слухи о частых встречах герцогини Элеоноры и барона Бертольда дошли до ушей матушки Элеоноры. Потом просочились в общество, поначалу это были лишь шепотки за спиной, многозначительные взгляды и двусмысленные улыбки на балах и приемах. Но постепенно тон разговоров становился все более определенным и неодобрительным. Разница в социальном положении между герцогским и баронским родами, несмотря на их знатность, становилась предметом обсуждения и критики. Поговаривали о неравном браке, о недостойном союзе для наследницы известного герцогского рода.
Матушка Элеоноры, леди Агнес, вызвала дочь в свои покои. Комната была наполнена ароматом лаванды, а полумрак создавал атмосферу доверительности. Элеонора вошла, чувствуя, как сердце предательски забилось.
– Дитя мое, – начала леди Агнес, ее голос был мягок, но в нем чувствовалась сталь, – до меня дошли слухи о твоих встречах с сыном барона фон Ледебур.
Элеонора опустила глаза, не в силах выдержать взгляд матери.
– Я понимаю, – продолжила она, – что юное сердце легко поддается очарованию. Но ты должна помнить о своем положении, о своей семье.
Она говорила долго, приводя доводы, основанные на общественном мнении и семейных традициях. Говоря о том, что такой брак может опозорить семью, что он не принесет счастья. Не смотря на то, что она старалась говорить мягко, но настойчиво, надеясь, что дочь ее услышит и поймет.
– Я не хочу говорить твоему отцу, – сказала она наконец, – он может принять жесткие меры. Но ты должна понять, что этот союз невозможен.
В глазах Элеоноры стояли слезы. Она любила Бертольда, и ей казалось, что без него ее жизнь потеряет смысл. Но она также любила свою семью и не хотела причинять им боль.
– Я подумаю, мама, – прошептала она, вытирая слезы.
Она вышла из комнаты, чувствуя себя опустошенной. Она понимала, что ей придется сделать выбор, который изменит ее жизнь навсегда.
Герцог Максимилиан, отец Элеоноры, сначала старался не обращать внимания на эти шепотки, считая их пустой болтовней. Но постепенно слухи достигли и его ушей, и тон их становился все более настойчивым и тревожным.
К