Вот жизнь моя. Фейсбучный роман. Сергей Чупринин
которого я всегда, правду сказать, относился с прохладцей. Мастер, безусловно, мастер, особенно в рассказах, но не мое это всё, не исключая даже и роман «Это я, Эдичка», для русской прозы действительно прорывный.
Зато стихи его, преимущественно ранние, я люблю. Поэтому, встретившись с Эдуардом Вениаминовичем в какой-то парижской кафешке, попросил у него для «Знамени» именно их. «Но почему стихи? – удивился он. – Давайте лучше рассказы. Я знаю, чего вы все в Москве боитесь, поэтому отберу для вас те, где меньше мата».
Но я был неуступчив, так что довольно большую подборку мы даже сверстали. И почти напечатали, но тут Лимонов как раз пустился в антиперестроечную риторику, стал присяжным автором «Савраски», как на журналистском жаргоне звалась газета «Советская Россия»[365], и этого Григорий Яковлевич Бакланов, готовый, сдерживая себя, терпеть капризы вкуса у своего первого заместителя, перенести уже не мог. Нет, мол, и не уговаривайте.
Я, впрочем, не уговаривал. А Лимонов, чья публицистика на рубеже 1980–1990 годов была очень даже востребована в коммуно-патриотической прессе, как прозаик в литературных журналах того же спектра все равно не прижился. Станислав Юрьевич Куняев, редактор «Нашего современника», мне даже пожаловался: «Не знаю, что и делать с Эдичкой. Идеологически он абсолютно наш, а эстетически – ну, совсем уж ваш, постмодернист хренов. Может, поделимся – нам вершки, а «Знамени» корешки?»[366]
Не знаю, ей-богу, не знаю, как бы отнесся Эдуард Вениаминович к этой дележке, но она ведь и не состоялась.
Редакция журнала «Знамя», когда я начал в ней работать, помещалась во дворе, многие помнят, дома по улице 25 октября, ныне Никольской. А жил я, как и сейчас живу, в районе метро «Алексеевская», так что путь мой к троллейбусу, чтобы домой ехать, проходил в аккурат мимо центрального, сейчас бы сказали, офиса КГБ СССР. И не то чтобы я чувствовал за собой какие-то прегрешения, да и власть в конце 80-х была уже слабосильной, но аура места такова, что все равно как-то невольно подбираешься и идти норовишь быстрее.
Мимо одного парадного подъезда, мимо другого…
Но однажды, жарким летом, не помню уже почему, я здание это решил обогнуть с задней стороны. Там двери, конечно, поскромнее, и из них – конец же рабочего дня – стайками выпархивали юные и, мне показалось, прехорошенькие девушки. В легкомысленных сарафанчиках, в брючках в облипочку, хохочущие, радующиеся тому, что служба уже позади, а вечер еще только начинается.
И не все ведь, наверное, следовательницы, не все пыточных дел мастерицы. Стенографистки, скорее всего, секретарши, буфетчицы… Но я представил себе, как в тот же вечер с такой вот кысей познакомится аспирант, допустим, филфака. Начнет охмурять, обхаживать, допытываться, как зовут да где, мол, ты, чудо природы, работаешь. А когда она наконец признается, аспирант наш онемеет.
Я бы, во всяком случае, онемел.
Поздняя осень 1989-го. Впервые везу группу «Знаменских» авторов, один другого ярче, в город на Неве, тогда еще Ленинград. И сразу же, день только начался, и мы
«Советская Россия» – газета, учрежденная в 1956 году как главный республиканский (а не союзный, как «Правда» и «Известия») орган партийного и советского начальства в РСФСР. Жизнь длинная, так что эта газета тоже знала свои ручейки и пригорки, пока Валентин Чикин, ставший главным редактором в 1986 году, не превратил ее в трибуну коммуно-патриотических сил, враждебных перестройке и демократическим реформам в стране. Именно здесь были опубликованы огромная статья ленинградской преподавательницы Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами» (13.03.1988), которую А. И. Яковлев назвал «манифестом антиперестроечных сил», и лаконичное, но темпераментное «Слово к народу» (23.07.1993), расцененное как идеологическое обоснование приближающегося путча ГКЧП. Вынеся в подзаголовок слова «независимая народная газета», но принципиально не поменяв своего названия, «Советская Россия» выходит и ныне, хотя прежним влиянием, разумеется, не располагает.
«Нам вершки, а „Знамени“ корешки?» – «Очень смешно про вершки и корешки, – прокомментировала эту фразу в Фейсбуке Наталья Зимянина. – Кстати, ранние стихи Лимонова ценил Вл. Николаевич Турбин. Он рассказывал мне, что тот прислал ему эти стихи по почте, желая получить оценку. Года два назад я на книжной ярмарке спросила у Лимонова об этом эпизоде его жизни, но он ответил, что ничего такого не помнит. Зато Владимир Николаевич помнил эти его стихи всегда». К сказанному можно добавить, что ранние стихи Э. Лимонова ценили и А. Тарковский, и Б. Чичибабин, и другие в высшей степени взыскательные знатоки.